Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если не считать дела Инголлс…
Майло больше не видел Пирса Швинна, но слышал, что тот раньше времени вышел на пенсию. Через несколько месяцев он позвонил в отдел кадров Паркеровского центра, что-то соврал и узнал, что Швинн ушел чисто — без записей о дисциплинарных взысканиях.
Так что, вполне возможно, Швинн тут ни при чем, а причина перевода Майло — в убийстве Джейни Инголлс. Осмелев, Майло снова позвонил в «Метро», чтобы узнать, как продвигается расследование. И снова с ним никто не связался. Он попытался выяснить, закрыто ли дело, но ему сообщили, что у них на этот счет нет никаких сведений, а Мелинда Уотерс не обнаружена.
Однажды жарким июльским утром Майло проснулся весь в поту, потому что ему приснилось тело Джейни. Он отправился в Голливуд и проехал мимо дома Боуи Инголлса. Розовое здание исчезло, его сровняли с землей, чтобы построить подземную парковку, работы уже начались, и глазам Майло предстал скелет нового многоквартирного дома.
Тогда он отправился на север. Старый дом Эйлин Уотерс стоял на прежнем месте, но сама она куда-то перебралась, а тут поселилась пара стройных женоподобных молодых людей, которые занимались продажей антиквариата. Через несколько минут оба принялись отчаянно флиртовать с Майло, и это его напугало. Он старался вести себя как настоящий полицейский, а они все равно его раскусили…
Симпатичные мальчики снимали дом, он пустовал, когда они сюда въехали, ни тот ни другой не знали, куда подевалась женщина, жившая здесь до них.
— Вот что я вам скажу, — заявил один из парней. — Она ужасно много курила. Дом весь провонял.
— Отвратительно, — согласился его приятель. — Мы все вымыли, и убрали, и обставили заново. Вы дом не узнаете ни за что. — И с заговорщическим видом улыбнулся. — Ну, скажите нам, что она сделала?
Майло закончил свой рассказ и направился на кухню.
Поистине все дороги ведут к холодильнику.
Я смотрел, как он открывает камеру, где лежала бутылка «Столичной», которую он подарил нам с Робин, хотя я редко пью что-нибудь, кроме виски или пива, а Робин признает лишь вино.
Робин…
Я наблюдал за тем, как Майло наполовину наполнил стакан и плеснул туда грейпфрутового сока — для цвета. Затем он осушил стакан, взял добавки, вернулся в столовую и уселся за стол.
— Вот и все. Я спросил:
— Черный детектив по имени Брусард? Как в…
— Угу.
— Понятно.
Проглотив вторую порцию водки, Майло снова отправился на кухню, налил себе третий стакан, который на сей раз не стал разбавлять соком. Я хотел что-нибудь сказать — иногда он предоставляет мне возможность говорить, а сам помалкивает, — но очень кстати вспомнил, сколько виски выпил сам, когда уехала Робин, и придержал язык.
Майло вернулся, тяжело опустился на стул, обхватил могучими руками стакан и принялся тихонько его вертеть — получился маленький водоворот из водки.
— Джон Дж. Брусард, — сказал я.
— И никто другой.
— То, как он и его приятель на тебя давили… Ну прямо как в книгах Кафки.
Он улыбнулся:
— Проснувшись сегодня утром, я обнаружил, что превратился в таракана? Да, старина Джон всегда был мастером подобных штучек. И поделом ему, верно?
Джон Дж. Брусард являлся начальником полиции Лос-Анджелеса чуть больше двух лет. Его лично назначил уходящий в отставку мэр, чтобы, как говорили многие, заставить замолчать тех, кто открыто критиковал расовую политику полицейского департамента Лос-Анджелеса. Брусард обладал военной выправкой и пугающе деспотичным нравом. Городской совет ему не доверял, а большинство подчиненных — даже черные полицейские — презирали за прошлое, в котором он выступал в роли охотника за головами. Открытая травля тех, кто сомневался в правильности его решений, очевидное равнодушие к обеспечению порядка на улицах города и одержимость вопросами внутренней дисциплины помогали дополнить и без того не слишком приглядную картину. Брусард, казалось, наслаждался тем, что окружающие его ненавидят.
Во время церемонии принесения присяги, одетый, как всегда, в парадную форму и увешанный разноцветными ленточками, новый шеф полиции торжественно провозгласил, какой будет его главная задача: полнейшая нетерпимость к любым нарушениям со стороны подчиненных. На следующий день Брусард уничтожил тщательно оберегаемую всеми систему связи между полицией и горожанами, заявив, что она ни в коей мере не служит снижению уровня преступности, а панибратские отношения с простыми гражданами лишают департамент профессионализма.
— Безупречный Джон Дж. Брусард, — сказал я. — Возможно, именно он похоронил дело Джейни Инголлс. Есть какие-нибудь идеи — почему?
Майло ничего не ответил, сделал еще глоток и снова посмотрел на альбом с фотографиями.
— Похоже, его действительно прислали именно тебе, — сказал я.
Он по-прежнему молчал, и я немного повременил.
— Какие-нибудь новые факты по делу Инголлс? Майло покачал головой.
— Мелинда Уотерс так и не нашлась?
— Даже если бы и нашлась, я бы об этом не узнал, — ответил он. — Когда я перешел в новый участок, то оставил это дело. Она вполне могла выйти замуж, нарожать детей и сейчас живет в симпатичном маленьком домике с большим современным телевизором.
Он говорил слишком быстро и слишком громко. Я достаточно хорошо разбираюсь в своем деле, чтобы услышать в голосе беспокойство.
Майло провел пальцем под воротником. Лоб его блестел от пота, морщины вокруг губ и глаз стали еще отчетливее.
Он допил третий стакан, встал и направился в сторону кухни.
— Жажда замучила? — заметил я.
Майло замер на месте, потом резко развернулся и наградил меня мрачным взглядом.
— Кто бы говорил. Посмотри на свои глаза. Еще скажи, что ты бросил пить.
— Сегодня утром не выпил ни грамма, — заметил я.
— Поздравляю. Где Робин? — сурово потребовал он ответа. — Что, черт подери, между вами происходит?
— Ну, — ответил я, — почтальон принес мне кучу всего интересного.
— Угу. Где она, Алекс?
Слова застряли у меня в глотке, и я начал задыхаться. Мы молча смотрели друг на друга. Он рассмеялся первым.
— Я скажу, но только после тебя.
Я рассказал ему основное.
— Значит, для нее это была возможность проявить себя, — сказал Майло. — Она успокоится и вернется.
— Может быть, — ответил я.
— Такое и раньше случалось, Алекс. Спасибо за напоминание, приятель.
— Знаешь, сейчас мне кажется, что это другое. Она молчала о предложении две недели.
— Ты был занят, — напомнил он.