Улугбек спешился. Бежать было некуда.

А тем временем к кишлаку скакал Аббас из рода Сулдузов. Его отца казнили несколько лет назад по приказу Улугбека. За поясом Аббаса лежала разрешительная фетва на убийство Улугбека. Он приговаривался к смерти за отступление от заветов ислама.

Нукеры Аббаса издали увидели сидевшего в тени чинары старика. Они узнали его. Связанного Улугбека привели на берег арыка и поставили на колени. Аббас подошел спереди, надеясь увидеть страх в глазах пленника, и взмахнул мечом. Голова повелителя вселенной покатилась к мутному арыку, оставляя на пыльном песке темную дорожку. Один из нукеров ловко нагнулся, подхватил голову и бросил ее под ноги палачу.

Через час весть о смерти бывшего правителя достигла Самарканда. Вечером узнал о ней и звездочет Али-Кушчи – ближайший помощник, ученик и друг Улугбека. Юношей Али-Кушчи служил у хана сокольничим и понравился Улугбеку умом и стремлением к знаниям. Хан приблизил его и не пожалел о своем выборе.

Известие о смерти хана поразило Али-Кушчи. Он понимал, что смертный приговор Улугбеку – это смертный приговор его ученикам и всем трудам и книгам Улугбека.

Али-Кушчи надел поверх кольчуги халат победнее и спрятал в широком поясе кинжал. Конь понес его по глухим переулкам к холму, с вершины которого был виден весь Самарканд…

С вершины холма был виден весь Самарканд. Над низкими глинобитными домами росли иглы минаретов. Вяткин еще раз обошел плоскую вершину холма, который едва слышно отзывался глухим гулом под ногами, словно сквозь выжженную шершавую землю пробивалось эхо потаенной пещеры. Археолог поднял осколок изразца, и на ладони изразец казался зеркальцем – цвет его совпадал с цветом утреннего неба.

Вяткин не случайно пришел на этот холм. Долгие месяцы в поисках следов обсерватории изучал он окрестности Самарканда, копался в архивах, расспрашивал стариков. Наконец, он решил осмотреть архивы земельной управы.

После окончания рабочего дня, когда изнуренные жарой и пылью чиновники покидали земельную управу, археолог забирался в архив и методично просматривал документы многолетней давности. Документы пахли птичьим пометом и едкой самаркандской пылью. Вечерами на неяркий свет керосиновой лампы залетали летучие мыши и чиркали крыльями об облезлые стены.

Через несколько месяцев работы Вяткин отыскал документ XVII века, в котором говорилось о продаже участка под названием «тал-и-расад», что означает «холм обсерватории». Находился этот участок на холме Кухак, по соседству с мазаром Сорока девственниц.

…У подножия холма Вяткина поджидали дехкане. Они уже час стояли под солнцем и следили за странным русским. Вяткин сказал, что ему понадобятся землекопы, он хорошо заплатит. Сам губернатор дал разрешение производить раскопки. Это было правдой. Канцелярия губернатора выделила восемьсот рублей – сумму ничтожную, но Вяткин не надеялся даже на нее.

– Здесь копать нельзя, – сказал старый узбек. – Святое место. Здесь был мазар…

– Но ведь мазар не мог занимать весь холм.

– Не знаем, не знаем…

– Еще раньше здесь была обсерватория Улугбека. Большая обсерватория, куда больше мазара. Ее я и хочу найти.

Старики недоверчиво качали головами. Они решили, что русский собирается искать клад.

…Али-Кушчи взлетел, пришпоривая коня, на холм обсерватории. Черные деревья вокруг громадного круглого здания шуршали под ветром осенними листьями, будто чешуйками кольчуги.

Сторож испуганно выглянул из проема двери, узнал Али-Кушчи и помог ему сойти с коня.

– Страшны мои сны, – сказал сторож. – Сейчас прибегал Юсуф из кишлака.

– Все правда, – ответил Али-Кушчи, – повелителя нет…

На сером от пыли лице сокольничего льдинками застыли глаза.

– Где звездочеты? – спросил он.

– Кто прячется в домах за арыком, кто скрылся еще утром.

Али-Кушчи взбежал по широкой лестнице. Масляные плошки горели, как всегда, – сторож помнил о своих обязанностях. Со стен глядели знакомые картины небес и созвездий. Еще недавно Улугбек со своим помощником размышляли, как лучше украсить дом науки.

Подковки сапог выстукивали неровную дробь по мраморным плитам. Сквозняк вытянул из кельи листок рисовой бумаги с вязью цифр и бросил под ноги Али-Кушчи. Тот не остановился. Он спешил наверх, в комнату Улугбека.

Через полчаса Али-Кушчи спустился вниз. Сторож тащил за ним туго набитый бумагами мешок.

– Дай лепешек на дорогу, – сказал сокольничий, приторачивая мешок к седлу. – Я не успел взять из дому.

…Больше никто не подходил к зданию, не поднимался на его плоскую крышу, чтобы следить за движением светил в черном небе. Покрывались серой пылью хитроумные приборы, и пустынны были залы и кельи, расписанные картинами и схемами, изображавшими планеты, звезды и земной шар, разделенный на климатические пояса: люди не смели подходить к проклятому шейхами холму. Пока не смели…

Но однажды утром муэдзины возвестили о воле шейхов: обсерватория, прибежище неверия и скверны, должна быть разрушена. Память об Улугбеке должна быть стерта с лица земли.

…Первыми к подножию холма успели дервиши. За ними потянулись верующие и любопытные. Дервиши бесновались, подогревая толпу. Они тяжелыми кетменями, палками, ногтями выламывали изразцы, украшавшие обсерваторию, разбивали приборы. Вскоре на холм втащили привезенные по приказу Абд ал-Лятифа стенобитные машины. Некоторое время крепкие стены сопротивлялись ударам, но все больше кирпичей и плит отлетало от основания, и наконец стена рухнула, подняв к раскаленному небу тучи желтой пыли. А потом пришла ночь, и холм был пуст, и не осталось на земле следа Улугбека, и шейхи легли спать спокойно.

…В Герате Али-Кушчи встретили друзья. Там звездочета знали. Али-Кушчи не раз уезжал в другие страны по поручению Улугбека, чтобы познакомиться с тем, что делают астрономы и математики. Поездки приводили сокольничего даже в Китай. В Герате он был в безопасности.

Через несколько лет Али-Кушчи, к тому времени уже известный на Востоке под именем «второй Птолемей», переехал в Константинополь, недавно завоеванный турками и переименованный ими в Стамбул. Там он завершил основное дело своей жизни: он отпечатал в типографии труды Улугбека – книгу его звездных таблиц и введение к ним.

Книгу погибшего хана сразу же перепечатали в Дамаске и Каире. В XVII веке ее трижды издавали в Лондоне, печатали в Париже, Флоренции, Женеве… Точность звездных таблиц настолько поразительна, что многие ученые сомневались в их подлинности: казалось невероятным, что в XV веке, до изобретения телескопа, она была достижима.

Книга разошлась по всему свету. Однажды ее увидел магараджа Джайпура Джайсингх II. Магараджа любил книги, а Аурангзеб, Великий Могол, суровый фанатик, испепеляемый жаждой власти и страхом потерять империю, презрительно посмеивался над причудами мальчишки – Джаисингху было всего пятнадцать лет. Но мальчишка был храбр, и отряды его верны. После одной из битв Аурангзеб обнял пятнадцатилетнего командующего джайпурской конницей и назвал его храбрейшим из храбрых.