– Если он будет лежать в моем отделении, тебе придется все мне о нем рассказать.

– Обязательно. Дай мне пару часов, и я расскажу тебе все, что захочешь.

– Когда ты сходишь к Саре?

– Как только смогу. Где бланки?

Они вместе вышли из кабинета. Секретарша Маркуса отлучилась на обед, так что Лоре повезло.

– Вот, – сказал Грант, вынимая из папки лист бумаги. – Поняла, где они у нас хранятся?

Она кивнула и положила бумагу на стол.

– Мне надо, чтобы ты его подписал, Маркус.

– Что?! Ты только что сказала, что подделаешь подпись.

– Нет, я скажу, что подделала ее, если придется давать объяснения. Но сейчас мне надо, чтобы охранник внизу ничего не заподозрил. Я не сумею изобразить твою подпись. Подпиши, чтобы было более или менее похоже. Этого будет достаточно.

Маркус почувствовал, что его затягивает в западню.

– Но эксперт…

– Маркус, я же тебе уже сказала! Я признаюсь, что подделала подпись! Зачем ты все усложняешь? Я прошу тебя об одолжении, я рискую своей задницей, а не твоей. Подробности изложу позже. А ты так трясешься за свою карьеру, что превратился в бюрократа.

Ох.

– Я подпишу.

Маркус схватил со стола секретарши ручку.

Теперь на документе стояла его подпись.

– Я знала, что могу на тебя рассчитывать, – сказала Лора, улыбаясь. Она стояла так близко, что их лица оказались сантиметрах в двадцати. Неужели она его поцелует? Ее зрачки заметались, изучая лицо Маркуса.

Не поцеловала.

Лора Хилл на ходу сунула заполненный документ охраннику. Тот заикнулся было, что его сначала надо отнести в администрацию, но не успел он договорить, как она его перебила, сказав, что сделает это позднее, а сейчас необходимо срочно доставить больного в палату. Охранник больше не возражал.

Лора, Роджер и санитар Макманус направились в то крыло, где располагались палаты. По пути пришлось миновать еще два контрольно-пропускных пункта и общий зал; собравшиеся в нем пациенты проводили их заинтересованными взглядами. Старший медбрат отделения С Роберт Скотт, старый приятель Роджера, поприветствовал их и объявил, что палата готова. Роберт был в курсе происходящего и не задавал вопросов. Если доктор Хилл и доктор Грант договорились обойти некие правила, то это исключительно их дело, не относящееся к его компетенции.

Палаты были оборудованы по самым современным стандартам. Одна стена была полностью стеклянной. Дверь могла открываться и дистанционно, и введением специального кода. Скотт вставил в щель удостоверение, набрал несколько цифр, и дверь, тихонько чмокнув, отворилась. Лора втолкнула кресло-каталку внутрь, Роджер и Макманус подхватили Теда под мышки и усадили на кровать. Подкова свалилась у него с колен и загремела по плиткам пола. Лора нагнулась, подняла ее, на секунду задумалась, но все же вернула Теду. Действие транквилизатора уже начало проходить, так что Тед сумел согнуть пальцы и ухватить подкову за конец.

– Оставьте меня с ним на минутку.

Мужчины тревожно переглянулись и нехотя согласились. Руки и ноги Теда были скованы наручниками, и он едва мог шевелить пальцами.

Роджер и Макманус вышли в коридор и присоединились к Скотту. Тот внимательно наблюдал за происходящим в палате. Если с доктором Хилл что-то случится, то отвечать ему, а он, по правде говоря, ничего не знал об этом типе. Тот вполне мог прикинуться сонным, а потом наброситься на женщину и задушить ее. В отделении были пациенты, способные и не на такое, дай им только волю.

Сквозь стекло было видно, как Лора подошла к Теду.

– Завтра поговорим, – сказала она ему. – Постарайся отдохнуть. Тебе будет здесь хорошо.

Тед сидел с полузакрытыми глазами, глядя в пустоту. Когда Лора повернулась, чтобы уйти, он слегка двинул зрачками, провожая ее взглядом.

Макманус вскоре вернулся с еще одним санитаром, и они переодели Теда в новую серую робу. Тед кулем завалился на бок. Кровать была довольно удобная.

Ночью он несколько раз просыпался и не мог понять, где он. С кровати был виден полутемный коридор и палата напротив, откуда мужчина лет пятидесяти смотрел на него полным ненависти взглядом.

– Эй! Черт, да подойдет ко мне кто-нибудь, наконец, или нет?

Тед снова застучал ладонями по стеклу. Вспомнился Линч, который так же отчаянно колотил в его дверь.

Тед обернулся. На кровати лежала подкова: он спал, вцепившись в нее, как ребенок в любимую игрушку. Ясно, что разбить ею стекло не удастся, оно наверняка бронированное, но шуму от нее будет больше, чем от ударов ладонями и криков. Он сходил за подковой и только размахнулся для первого удара, как вдруг обитатель палаты напротив, который все это время сидел на кровати, уткнувшись в книгу, так что лица не было видно, приподнял голову и заговорил.

– Не самая лучшая идея, – произнес он спокойно. Голос его звучал приглушенно, пробиваясь через две стеклянных стены.

– Ну вот, хоть кто-то отозвался, – сказал Тед. Он уже пытался привлечь внимание соседа напротив, но тот предпочитал его не замечать.

– Они придут через пятнадцать минут, – все так же спокойно и неторопливо проговорил сосед.

Видение вчерашней ночи – человек за стеклом с гримасой лютой ненависти на лице – обрушилось на Теда словно напоминание о дурном сне. Какой поразительный контраст с нынешней невозмутимостью! Приятный загорелый мужчина с короткими, чуть седеющими волосами и такой же аккуратной бородкой выглядел самым безобидным человеком на свете, заслуживающим безусловного доверия.

– Через пятнадцать минут? А ты откуда знаешь?

Мужчина переложил книгу в одну руку, а другую вытянул вперед. Рукав серой робы слегка задрался.

– На то есть часы, – сказал он.

– Очень остроумно.

– В семь нам положено оправляться. Я хотел до их прихода дочитать главу, но не смог предвидеть вспышки твоего утреннего энтузиазма. – Он отложил книгу в сторону. – Меня зовут Майк Доусон.

– Оправляться в семь? Но я ссать хочу! В палате нет даже завалящей параши.

Майк засмеялся.

– Чего смешного?

– Ты называешь это палатой, как они. Настоящие палаты по другую сторону зала. А сюда нас сажают, когда мы плохо себя ведем.

Наступила тишина. Из одной из стеклянных камер на Теда робко поглядывал маленький плешивый старикашка. Как только он почувствовал, что его заметили, отступил вглубь.

– Я Тед.

– Добро пожаловать в «Лавендер», Тед. И не волнуйся: я не сделал ничего плохого, просто у меня бывают беспокойные ночи.