Вера улыбнулась.

— Почему вы прекратили выполнение задания? — тихо спросил Дуглас. Тон его звучал задушевно, лицо было расслабленным, ненависть затаилась лишь в глубине глаз.

— Потому что я не гожусь для таких заданий, — очаровательно наклоняя головку, ответила Вера. — Потому что следить за сынком Троцкого в паре с этим вашим идиотом может любая дура. Могли бы найти кого-нибудь поглупей меня.

Источая желчь, Дуглас произнес:

— Решать, для каких заданий вы годитесь, а для каких нет, — не вам. Если хотите работать — будьте любезны выполнять то, что вам поручено.

— Я считаю, что целесообразно поручать мне не всякие глупости, а что-то более серьезное, — вылетали из милого розового ротика странные слова. — Лучше бы задание соответствовало моим возможностям. Благодаря связям моего отца я в состоянии войти в высшие французские политические круги. Это вас не интересует? Мой отец знаком с депутатами, сенаторами, министрами… Не интересно?

— Нет, — сказал Дуглас. — Нас не интересуют французские политические круги. Сейчас наши главные враги в Париже — белоэмигрантские и троцкистские организации. Но проникнуть туда вы, с вашей репутацией «отъявленной большевички», не сможете. Кстати, немедленно прекратите вести себя вызывающе. Знаете, что произошло после того, как вы ушли с чаепития у Крымова?

— О? — Вера неопределенно хмыкнула.

— Гуль заявил, что не удивится, если вы действительно работаете на нас.

— Послушайте, Жорж, откуда вы знаете, что происходило на чаепитии у Крымова? Неужто наш прозорливец тоже работает на вас?

Дуглас вдруг осекся, и Вера с торжеством поняла, что он, кажется, сболтнул при ней лишнего. Дуглас уставился на нее испепеляющим взглядом:

— Не смейте совать свой очаровательный носик в то, что не касается непосредственно вашей работы! Запомнили? Не смейте! И никогда ни с кем не обсуждайте ее. Как это сделал ваш друг Эфрон.

— Между прочим, — развязно протянула Вера, — если бы Эфрон мне тогда всего не рассказал, мы бы с вами сейчас не беседовали…

— Вы меня хорошо слышали? — Дуглас всем своим видом давал ей понять, что никоим образом не поддерживает ее легкомысленного тона.

— Да слышала, слышала… — Вера досадливо вздохнула. — Какие вы все зануды…

— Соблюдение конспирации — главное условие успешной работы. Это, надеюсь, вам ясно? — сухо говорил Дуглас.

— Слушайте, откуда мне знать все эти ваши правила? Прежде чем кричать на меня, лучше бы научили… — Она пожала плечами, допила лимонад, взялась за остывший кофе. Дуглас с отвращением смотрел на розовые полукружья помады, оставленные ею на стакане. — А знаете, вы могли бы дать мне чудное задание, связанное с деятельностью моего отца. У него на квартире регулярно собирается кружок монархистов. И документы тоже там хранятся. Кстати, я собственными глазами видела на его столе папку с надписью «ЗАГОВОР».

— Я же вам только что сказал: не суйте нос туда, куда вас не просят!

— Но ведь я живу с отцом. Прибираю в квартире, готовлю. Чищу картошку, ношу уголь… — Она пошевелила пальчиками в кружевных перчатках, вздохнула от всей души. — Выгребаю золу из камина… Ну и иногда стираю пыль с папок у него на столе. А что, нельзя?

— Черт! — раздраженно проговорил Дуглас. — Да будь моя воля, я бы немедленно прекратил всякую работу с вами… и уж ни в коем случае не отправлял бы вас в Москву.

— В Москву? — ахнула Вера. Лицо ее засияло неподдельным восторгом. — Вы хотите отправить меня в Москву?

— Да, — сухо сказал Дуглас. — Собственно, ради этой новости я и пришел встретить вас на вокзале. Чтобы вы не наделали глупостей и не сбежали. Я получил такое указание Центра. И, в отличие от вас, я указания руководства не обсуждаю. И даже если они мне не нравятся, я в точности выполняю их.

— В Москву! — повторила Вера.

Она вскочила, опрокинув стул и кофе, метнулась к Дугласу, наградила его страстным поцелуем.

— Жорж, миленький! Я вас обожаю! В Москву! В Москву! Обожа-аю…

Пожилой вокзальный буфетчик, лежа грудью на многострадальной стойке, смотрел на Веру с усталой умиленностью. Потом встал, вынул тряпку из кармана, пошел вытирать кофейную лужицу. Вера схватила букет, кофе закапал с лепестков.

— Что вы думаете о Москве? — весело спросила Вера у буфетчика.

Тот ответил равнодушно:

— Там большевики.

Вера звонко расхохоталась и, подхватив букет и чемодан, вышла из кафе. Дуглас встретил взгляд буфетчика и заказал коньяка. Двойную порцию.

— Понимаю, — сказал буфетчик, шаркая обратно к стойке.

После Парижа Москва ошеломляла. Большую часть дня по приезде Вера просто ходила по улицам, купаясь в изобилии белого света и русской речи. Ее не оставляло стойкое ощущение того, что она очутилась посреди мечты. Мечта была воплощенной и оттого немного пугала. Ирреальными выглядели высокие дома и нечеловечески широкие проспекты: они как будто прибыли сюда из будущего на машине времени.

И еще Москва была полна музыки. Она изливалась из репродукторов, установленных на перекрестках, доносилась из раскрытых окон домов. Иногда Вера просто останавливалась и слушала. Это никого не удивляло. Многие, проходя мимо, приветливо улыбались ей. «Это коммунизм, — думала она смятенно, пытаясь поверить счастью. — Это то, ради чего мы с Болевичем решили пожертвовать не просто собой, но нашей любовью… Если только это правда…»

Это было правдой. Оно оставалось и никуда не исчезало. Музыка была разной. Не только маршевой и не только «Интернационал», которым Вера дразнила бедную Плевицкую. Иногда вдруг из репродукторов доносился джаз. Советский джаз!

Вера остановила молодого человека в футболке и белых брюках: судя по выражению его лица, он никуда не спешил. «Иностранка» заговорила с ним по-русски, спросила, показывая на репродуктор:

— Стало быть, в Советской России тоже существует джаз?

Он заговорщически подмигнул:

— Это одесский джаз… Вы интересуетесь?

— Я знаю Бесси Смит, — сказала Вера. — Она борец за права черных. Разогнала однажды целую шайку куклуксклановцев, представляете?

Молодой человек присвистнул.

— Здорово!

Он предложил ей руку:

— Идемте в парк. Скоро вечер, а там аттракционы. Вы видели наши аттракционы?

Вера охотно приняла приглашение. По дороге молодой человек разглагольствовал:

— Я тут думал, отчего советский джаз имеет, как правило, одесское происхождение, а в Америке он процветает в Чикаго, где полно бандитов… Знаете, что я думаю? Я думаю, это неспроста. Когда деньги есть только у бандитов, музыканты прилепляются к бандитам. Им все равно, им просто нужно что-то поесть и снова делать музыку.