А затем случилась история с его первым полнометражным фильмом «Возвращение». Мой второй муж Владимир Мишуков тоже участвовал в съёмках и заодно выступал в роли отца-воспитателя двух игравших там мальчишек. Бюджет заложили совсем небольшой, в четыреста тысяч долларов. Что произошло потом, знают, наверное, все: невероятный успех, всевозможные премии, восторженная пресса и становление Андрея Звягинцева как режиссёра мировой величины…

Обсуждение сценария, жаркие споры, творческие баталии – всё происходило на моих глазах, в тесном сотрудничестве двух моих мужей у нас дома, на кухне. Придумывали, переделывали, несколько раз переписывали сценарий, искали мальчиков на главные роли – всему этому, вплоть до триумфа в Венеции, я была свидетелем.

Центральная линия следующего фильма Андрея, «Изгнание», строится вокруг женщины, в третий раз беременной от постепенно охладевающего к ней мужа. И та, желая вызвать в нём хоть какие-то чувства, говорит, что ребёнок не от него. Вспыхивают африканские страсти, в финале жена под давлением обуреваемого эмоциями мужа делает аборт и умирает от некорректного медицинского вмешательства. Актёры сыграли всё очень чувственно и убедительно, и великолепный Константин Лавроненко заслуженно получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля.

Тогда я уже начинала вдохновляться темой родов и на этапе написания сценария пристала к Андрею: как настолько экзальтированная, гипертрофированная женщина, причём дважды мать, может избавиться от третьего ребёнка? От первого – да, вполне реальная ситуация. Сама через это прошла и знаю: впервые беременные просто не понимают, что у них внутри – плод? зародыш? эмбрион? Как правило, человеком они его не представляют.

Но как, говорю, женщина, на подкорку которой уже дважды записана матрица благополучного материнства, может вот так, из желания спровоцировать мужа, убить своего ребёнка, будущего человека? Нет, не верю, в голове не укладывается.

Андрей, внимательно выслушав мои аргументы, ответил: да, ты совершенно права, но то, о чём ты говоришь, – правда жизни, а есть правда искусства. Оставалось только развести руками.

Наверное, поэтому я и не состоялась в искусстве – мне гораздо более интересна правда жизни.

Глава 24

Про мужской ум

Как правило, индивидуальным акушеркам приходится говорить женщинам, заключившим контракт в роддоме, чтобы они до сорока недель не давались на осмотр ведущему беременность доктору.

К сожалению, врачи зачастую пытаются воздействовать на незрелую шейку матки: насильственно пройти пальцем цервикальный канал, «размять» шейку, отслоить плодные оболочки в нижнем сегменте и т. п. Как выражаются в акушерстве – наковырять.

Это больно. Это вызывает кровомазание и отхождение слизистой пробки на ещё не готовой шейке. Провоцирует возбудимость матки, которая запускает тренировочные схватки. И может привести к преждевременному излитию вод и прочим неорганичным и несвоевременным реакциям тела.

Одна моя девочка жаловалась, что доктор с тридцати восьми недель раз в два-три дня вызывает её на приём и устраивает жёсткий осмотр на кресле:

– Унизительно, больно, лежишь как беззащитная подопытная лягушка!

Потом возбуждённая матка ходит ходуном, что кажется наступающими родами, но, кроме бессонной ночи, так ничем и не завершается – к утру всё стихает.

Звоню доктору (мужчине):

– Зачем вы это делаете?

– Шейку готовлю.

– Полагаете, она сама не приготовится? Гормонами, например?

Наполненная раздражением длинная пауза… Но откровенно со мной ссориться доктор не хотел. И решил порассуждать:

– Неужели не видно, что происходит с нынешними женщинами? Да и женщины ли они? Это же, по сути, мужики! Что у них в башке? Карьера, компьютер, «реализоваться», «я начальник», рабочие совещания, «простите, я за рулём»! А шейка готовится эстрогенами, женскими половыми гормонами, которые у них подавлены. Хорошо раньше рожали бабы-дуры, вот тогда были самки, а эти – сплошной интеллект, о каком естестве говорить? Их если не ковырять, то шейка в сорок недель дубовая будет, а созреет только к сорок третьей – когда и воды позеленеют, и ребёнок до четырёх с половиной кило дорастёт…

Моя девочка, устав от такой «подготовки», сменила и роддом, и доктора. И чудесно родила, вступив в роды в сорок одну неделю и три дня. Ни зелёных вод, ни ребёнка-гиганта не случилось. Доктор, конечно, обиделся. А я, помнится, после того разговора задумалась.

С чем не поспорить: современная женщина и правда во многом стала другой.

Мы воспитываемся не в пансионах благородных девиц, а сидим с мальчиками за одной партой, и учат нас одному и тому же. И цели нам ставят одинаковые. И способы их достижения.

Поэтому функцию «рожать детей» женщина уже не несёт, как раньше, по умолчанию, а выбирает – включать или не включать эту опцию в свою жизнь. И выбирает – когда и сколько. Как выбирают фильтры в поисковике.

(И я росла такой. Дети – зачем? Роды – кошмар женской судьбы!)

При этом женщинам сегодня так интересно жить! И если бы мне, у которой всё женское и материнское сложилось очень хорошо, предложили оставить в жизни только это, я бы возмутилась и сказала: нет уж, отдайте обратно мою «мужскую» часть жизни!

Мы, несмотря на очевидные изменения социума, не перестаём продуцировать эстрогены: выглядим и ведём себя как женщины, кокетничаем с мужчинами, беременеем в конце концов! И вынашиваем детей.

Я сейчас, конечно же, говорю о большинстве. А то уже не на шутку опасаюсь обидеть кого-нибудь нездорового… Или не совсем здорового? Простите, ограниченно здорового… А, нет, вот: альтернативно здорового!

Так в чём же отчасти прав тот доктор? Что когда «мужская» часть мозга активна в родах, это мешает. Иногда – очень! И мне так хочется донести на курсах умным, интеллектуальным, контролирующим слушательницам, что надо сказать своему уму: «Сейчас, в родах, твоё место там, на задворках сознания!»

Рожала я как-то с владелицей большой турфирмы. Она не выпускала из рук телефон – вернее, аж три телефона:

– Один только для судебных дел, каждый месяц у меня до сорока заседаний.

Выглядело крайне сомнительным, что в родах она отключит голову… Курсы слушала без эмоций, отстранённо вникала, фиксировала, как компьютер. А я снова и снова объясняла главное, наиважнейшее: как «включить» в родах ту самую вечную женщину, которая есть в каждой из нас и никакой цивилизацией не истреблена – по меньшей мере, пока.

И она шикарно рожала! Оставалась природной и текучей, интуитивной и мягкой. Всё отлично раскрывалось, правильно опускалось и прекрасно тужилось: безупречные роды. На последних потугах уже не поднимала век, слушая происходящее в теле. И вот ребёнок на груди!

Полминуты тишины, потом она открывает глаза. Взгляд спокойный, трезвый. На лице никаких эмоций. Посмотрела на врача, на меня. Чётко произнесла:

– Я всё