Боги, она ждала меня.

Нонна беззвучно шевелит губами, замечая меня, а затем у нее словно перехватывает дыхание при виде беловолосого фейри, помогающего мне выбраться из лодки. Она закрывает окно и отворачивается, пристыженная, разочарованная.

Она спрятала ленту и платье, – говорю я себе.

Может, я и навлекла на нее позор, но она первая навлекла его на меня.

Я расправляю плечи, обходя дом, чтобы добраться до входной двери. Шаги эхом отдаются позади меня. Я останавливаюсь и пристально смотрю на Катона:

– Ты следишь за мной, потому что не уверен, переступлю ли я собственный порог, или боишься, что Нонна задушит меня своими лозами?

– Ни то, ни другое.

– Тогда…

– Давай продолжим разговор внутри.

Я вздыхаю:

– Ты намерен участвовать в разговоре…

Он кивает, и мы молча тащимся дальше.

Я с удивлением обнаруживаю, что входная дверь распахнута, а бабушка ждет там.

Ее руки все еще скрещены на груди, губы все еще поджаты, но глаза блестят, и мой гнев утихает. Нонна никогда не плачет, так что это не могут быть слезы, и все же… И все же ее ресницы слиплись, а кожа такая же белая, как волосы Катона.

– Я приготовлю чай. – Она идет на кухню. Ее спина, что всегда оставалась прямой, как мачта корабля, сгорблена, плечи ссутулились. Не оборачиваясь, она бросает: – Пожалуйста, скажи, что ты споткнулась и упала в канаву.

Я морщу нос:

– Неужели от меня так ужасно пахнет?

Она ставит чайник на слабый огонь, но так и не поворачивается к нам.

– В какие неприятности попала моя внучка, Катон?

Его вздох достаточно выразителен, чтобы заставить Нонну обернуться.

– Кое-что случилось, но, надеюсь, это можно будет разрешить с помощью денег.

– Надеюсь? – Ее голос нехарактерно бесцветен.

– Фэллон прыгнула в канал, потому что компания фейри напала на змея.

Нонна закрывает глаза. Я чувствую, как ее губы произносят мое имя, хотя она и не говорит его вслух.

– Они также назвали меня шлюхой, Нонна. Вот почему Мин, то есть змей, напал на них.

– Мин?

Я прикидываюсь дурочкой и накручиваю мокрый локон на палец.

– Хм?

– Это тот самый змей, которого ты кормишь и с которым играешь, когда возвращаешься домой ночью?

Мои пальцы замирают на полпути, и я, разинув рот, смотрю на Нонну.

– Катон осведомлен о вашей… дружбе.

Я пялюсь на него, затем снова на Нонну:

– Я не знала, что тебе известно об этом.

– Гокколина, – вздыхает она, – я изображаю недалекость, только чтобы не ссориться с тобой.

– Только этот змей? – спрашивает Катон. – Или у тебя есть еще друзья-змеи?

– Только Минимус. – Я прижимаю ладонь к губам. Это всего лишь имя, но мне кажется, я только что дала Нонне и Катону власть над моим зверем. Что, если они используют ее, чтобы позвать его? Что, если они… – Пожалуйста, не причиняйте ему вреда.

Чайник свистит, будто прорезая напряженную атмосферу.

Нонна заливает водой смесь из сухих веточек и желтых лепестков, затем несет заварник к столу и ставит две кружки. Намек, что Катону пора уходить? Она наливает чай в обе и подталкивает одну сержанту.

По-видимому, нет.

Другую кружку она оставляет себе.

Наверное, я сегодня не заслуживаю чая. Я слишком гордая, чтобы просить, и поэтому иду к лестнице.

– Сядь, Фэллон. – Голос бабушки заставляет меня напрячься.

Я жестом указываю на стол:

– Я предположила, что меня не пригласили на чаепитие.

– Это не так. А теперь сядь.

Хоя это последнее, что я хочу делать, я выдвигаю стул и грациозно плюхаюсь на него.

Нонна ставит передо мной еще одну кружку. В ней вода такого коричневого цвета, как будто из канала. Я нюхаю ее. Пахнет так же.

– Сначала выпей это, а потом я дам тебе что-нибудь вкусное.

Я не упускаю из виду хмурый взгляд Катона. У меня, несомненно, такой же.

– Это вредно?

– Не для тебя.

– Это не обнадеживает.

– Выпей. – Она скользит на сиденье напротив Катона, ее шаль спадает с плеч.

– Кого из тарекуоринских фейри ты разозлила?

– Птолемея Тимея. – Катон обхватывает длинными пальцами изящную ручку кружки – одной из немногих вещей, которые Нонна привезла из своего предыдущего дома.

– О Гокколина…

Я так понимаю, он знаменит в Люче.

– Этот мужчина – свинья, Нонна. Или нет, беру свои слова обратно. Это несправедливо по отношению к свиньям.

Катон фыркает.

Нонна – нет.

– Он может быть отвратительным, но он могуществен, а мы нет. – После паузы она спрашивает: – Ты упомянул деньги. Он хочет, чтобы ему заплатили за его молчание?

– Нет. За ремонт лодки…

– Ремонт лодки? – будто выплевывает она.

Я сосредоточиваюсь на своем отвратительно пахнущем напитке – до сих пор не смогла заставить себя его попробовать.

– Минимус вроде как… загнал лодку маркиза на набережную.

Лицо Нонны краснеет.

– И мы должны заплатить? Почему?

– Потому что у Минимуса нет сбережений.

Она прищуривается, глядя на меня. Очевидно, шутку не оценила.

– Я серьезно, Фэллон.

– Он утверждает, что я заставила Минимуса сделать это.

– А ты сделала это?

– Нет. Минимус пытался защитить меня, потому что, должно быть, почувствовал, что Птолемей Тимей, – я запоминаю его имя, – меня преследовал.

Нонна молчит целую минуту. Я могу сказать, что она в ярости, но из-за меня, Минимуса или Птолемея?

– Он не может доказать, что она приказала змею напасть на него, верно?

– Я не приказывала…

Ее приподнятые черные брови указывают на то, что мой ответ не приветствуется. Она хочет услышать Катона.

– Нет, он не может этого доказать. Но он был с тремя другими фейри, и все они видели, как она бросила свой башмак ему в голову.

Я закатываю глаза:

– Это был полотняный башмак, а не железный дротик. – К несчастью.

– Тебе не разрешается нападать на граждан, Фэллон, – спокойно говорит он.

– Он оскорбил меня.

– Ты не заметила форму его ушей и длину его волос? – Катон барабанит пальцами по грубо отесанному дереву.

– Это совершенно несправедливо. – Обычно я не дуюсь, но сегодня делаю исключение.

– Хочешь справедливости – переезжай в другое королевство. – Катон отпивает немного чая, потом вытирает рот тыльной стороной ладони и откидывается на спинку стула. – Я слышал, в Неббе женщин пускают в армию.

Брови бабушки снова приподнимаются.

– Хочу ли я знать, к чему это?

– Вероятно, нет. – Я наконец беру свой напиток и залпом выпиваю его. Вкус такой же отвратительный, как и запах, – похоже на теплую воду Ракоччина. От одного сравнения у меня сводит живот, и я чуть не выплевываю его обратно, но прижимаю руку ко рту, чтобы сдержаться. – Ты уверена, что не пытаешься меня отравить?

Нонна игнорирует мой вопрос.

– Сколько требует