но мотив был только у тебя. Ева Елизарова подтвердила, что ты грозился отправить потерпевшего на тот свет.

— Ну, Елизарова честная, это же хорошо, — издевательски ухмыльнулся он, гадая, как долго ее вчера мучили вопросами.

— Мы выяснили, что у нее никого не было, кроме тебя.

— И вы спрашивали ее обо всем этом? Ну вы и свиньи, — поморщился Марк.

Отец с грохотом отодвинул стул и поднялся на ноги. Марк смотрел на него исподлобья.

— Ты знаешь, что это означает?

Он промолчал, потому что не знал.

— Это означает, что у тебя были веские причины избавиться от соперника. Не понимаешь? Будь у нее толпа этих парней, такой шаг выглядел бы бессмысленным, а так…

— То есть ты хотел бы, чтобы Елизарова оказалась шлюхой?

Отец явно разозлился, потому что сжал кулаки и на секунду прикрыл глаза. Видимо справлялся с желанием выбить из него всю дурь.

— Я предпочел бы сына, который умеет держать язык за зубами, а член в штанах. Но раз ты не умеешь ни того, ни другого, мне придется доказать, что не зря я тридцать лет охраняю закон. И ты мне в этом поможешь. Отвечай мне честно: это ты убил Дениса Кирсанова?

— Я в десятый раз повторяю — нет, — выплюнул Марк.

— Чем ты занимался вчера в момент убийства?

— Шарился по усадьбе, пап, не в общаге же сидеть в девять вечера.

— Один?

— Я же сказал вчера, что да.

— Когда Кирсанов в последний раз приставал к этой твоей девочке?

— Елизаровой, — уточнил Марк. — Дней пять назад.

— И что ты сделал, когда узнал об этом? — Вопросы были краткими, сыпались один за другим, как будто отец применял на нем одну из своих методик допросов.

— Сказал, что больше он к ней не подойдет.

— Кто-нибудь, кроме нее, слышал это?

— Нет.

— Хорошо. — Отец уселся перед ним на край стола. — Ночью мне доложили, что Петру Кирсанову угрожали.

Марк изумленно поднял на него глаза.

— Что?

— Отцу потерпевшего две недели назад угрожали. Ты помнишь, какую должность он занимает?

— Дядька у него в департаменте образования, а отец… Он заместитель главы Заветного спецотдела.

Павел кивнул.

— На него давили, должность была приготовлена для одного из сторонников нового Главного Советника, но Петр отказался уходить. А вчера погиб его сын.

Марк чуть не подавился словами:

— Но ведь это же как раз и означает, что убил не я! А тот, кто угрожал его отцу.

— И именно поэтому суд, который сейчас на три четверти состоит из сторонников нового Советника, никогда не поддержит эту версию! Они будут настаивать на версии убийства из ревности. Им будет легко доказать свою правоту — и тем самым подчинить своей воле всех непокорных. Мол, посмотрите, что станет с вашими близкими, если вы ослушаетесь: сын Петра Кирсанова убит, а сын Павла Исаева — в тюрьме. Моя должность, Марк, тоже лакомый кусок.

Марк молчал, глядя на первый в этом году снег за окном.

В башке было пусто.

Будто издалека он слышал голос отца:

— Чародейскому Вече будет достаточно слов однокурсников Кирсанова и показаний — добровольных или нет — твоей Елизаровой. Она сказала нам, что не будет свидетельствовать против тебя, но суд сделает это за нее. В голове копаться они умеют не хуже меня.

— Ты копался у нее в голове? — не поверил своим ушам Марк. Он с отвращением посмотрел на Павла.

— Это моя работа.

Отец ухватил его за подбородок, и Марк уставился в его темно-серые глаза.

В башке что-то перевернулось, память пролилась на грязный пол, на нем он поскользнулся — и полетел кувырком.

Марк слышал голоса вдалеке — они, минуя годы, гнали его вниз, по узкой лысой тропе.

По этой тропе ходили к оранжереям, и когда-то на этой тропе Марк впервые позвал Елизарову к озеру. Она тогда наморщила нос и стала хихикать вместе с Чумаковой.

Он махнул на нее рукой и устремился дальше — туда, где тропа заканчивалась обрывом.

Голоса становились громче.

Их обладатели тащили кого-то к стоячей мутной воде.

Марк сжал в руке палочку, ускоряя шаг.

Мимо проносился поезд, и он успел на него.

Дверь купе скользнула в сторону. Елизарова в компании Чумаковой и Хари жрала сахарных кузнечиков. Она накрасилась какой-то гадостью и получила повязку старосты.

Марк нагло уселся рядом и зажал ее у стены, отрезав путь к остальным кузнечикам.

Харя-Зорин напрягся.

«Не планируй ничего на первый поход в Высоты», — велел Марк.

«Это еще почему?» — презрительно скривилась Елизарова.

«Увидишь», — пообещал он и в тот самый день запер ее в пустом кабинете. Чтобы она не смогла пойти ни с кем другим.

Елизарова со злости порвала в клочки его экзаменационный билет с Квалификации по боевой магии и швырнула обрывки в воду.

Обрывки закачались на поверхности, теряясь в тине. Елизарова развернулась, хлестнув Марка по лицу длинными волосами, встала на самый край обрыва и, прошептав: «Исаев, нельзя быть таким охуенным», упала в воду.

Голоса, обогнав столетия, настигли его, проткнули огромной двузубой вилкой и швырнули в пруд — следом за Елизаровой.

Марк, не готовый к этому, наглотался грязной жижи. Она застряла в горле и не давала глубоко вздохнуть.

Толща воды оказалась бесконечно глубоким бассейном — который все же закончился.

В ванной комнате апартаментов старост не было окон, и Марк не видел за окном луны, похожей сегодня на огромный круг сыра.

Он приперся сюда задолго до назначенного времени, включил все краны и встал около двери.

Елизарова не давала ему почти неделю, а сегодня пришла, едва заметно улыбнулась, молча скинула рубашку, трусы и абсолютно голая нырнула в бассейн.

Марк разулся и на всякий случай спросил:

«Что ты делаешь?»

«Ну, я вообще-то помыться пришла. А