Взрослых мужчин в деревне было всего восемь душ. Если больно охота, пусть бегут хоть с топорами, хоть с вилами. Да сами на себя и пеняют. Но много ли радости лишний раз убеждаться, что у людей нет ума?…

Хозяйка Судеб распорядилась по-своему. Беглецы так никогда и не узнали, гнался за ними кто или нет. Примерно к полуночи Мышу внезапно надоело беззаботно носиться по сторонам. Маленький охотник нахохлился у Волкодава на плече, потом и вовсе полез ему за пазуху, в привычный уют. Прошло ещё некоторое время, и Сумасшедшая Сигина тронула венна за локоть:

– Отошёл бы ты, сынок, от реки… Пойдём на большак.

Эврих сейчас же спросил:

– Почему?

Он не умел предчувствовать погоду и знал только, что они не пошли по дороге как раз потому, что именно там их начали бы искать. Сигина повернулась к арранту и ответила:

– Смерч идёт с моря. Река к утру разольётся…

– Откуда ты знаешь, почтенная? – удивился Эврих.

Сигина развела руками:

– Ну… Идёт, и всё…

Волкодав посмотрел в небо. Звёзды прятались одна за одной. Их застили тучи, быстро наползавшие с запада. Скоро спрячется и луна.

Большак тянулся вдоль берега Ренны, на такой высоте, куда ни разу не добирался разлив. Его отделяла от реки полоса хорошего соснового леса. Волкодав свернул с мягкого луга под деревья. Привычные босые ноги не боялись ни иголок, ни шишек.

Смерчи приключались в северном Нарлаке каждый год по несколько раз. Древний Змей с рёвом и грохотом взвивался из моря, повергая и всасывая жадным хоботом всё попадавшееся на пути… чтобы снова и снова потерпеть неудачу, расшибиться о горные кряжи и выкатиться назад в море извечной дорогой – руслом беснующейся Ренны. Упорства Змею было не занимать. Он тщился одолеть берег и выскакивал на сушу то там, то тут, подыскивая удачливую тропу для прыжка через горы. Люди издавна приметили полосу взморья в два дня плавания шириной, через которую обычно пролегал путь клубящегося чудовища. Здесь не было рыбачьих поселений, а в глубь страны до самых гор тянулся, как ожог, след множества смерчей, проходивших этими краями испокон веку. Путешественники и купцы, ездившие с севера на юг и обратно, не боялись пересекать Змеев След. Не боялись проходить мимо и корабельщики. Они просто поднимали все паруса и сажали людей на вёсла, стараясь скорее пересечь опасное место. Змей, надо отдать ему должное, был всё же существом отчасти благим: он всегда предупреждал о своём появлении, вот как теперь. Загодя убраться с его дороги было не трудно. Ещё одно благо – правда, по мнению многих, сомнительное – состояло в самородном золоте, издавна приносимом реками Змеева Следа. Каждый новый смерч проходил по долинам, словно орда землекопов с лопатами, неизменно обнажая новые россыпи. Волкодав не видел в том ничего удивительного. У него дома тоже все знали, что Змей охоч до богатств и носит под крыльями сокровища. Иногда он дарит их людям. И случается – вместе с погибелью.

Кондарский тракт, на который выбрались двое мужчин и две женщины, пролегал на почтительном расстоянии от Змеева Следа. Тем не менее, вскоре начал накрапывать дождь и стали видны синеватые зарницы, вспыхивавшие над морем. Сколько помнили люди, ни разу ещё не бывало смерча без грома и молнии. Волкодав мог бы объяснить, почему. Бог Грозы пристально следил за Своим старинным врагом и гнал его ударами пламенеющей секиры, не пуская в светлые небеса…

Когда начал накрапывать дождь, беглецы снова углубились в лес, и мужчины растянули кожаный полог. Полог был просторный: хватит места всем четверым. Путники устроились с подветренной стороны не слишком высокого, но крутого и обрывистого холма. Песчаный откос гостеприимно нависал, не грозя обвалиться, ибо внутри сплетались корни. Хорошее место.

Рейтамира шагала на своих ногах от самой землянки Сигины. Это удивляло мужчин. Они-то думали, её, жестоко избитую мужем, придётся нести.

– Как ты? – несколько раз спрашивал её Эврих.

И неизменно слышал в ответ:

– Спасибо, добрый человек, мне хорошо…

Когда ставили полог, она усердно стаскивала под него лежалую хвою, ещё не промоченную дождём. И забралась под кожаный кров только после того, как там устроилась Сигина. Но тут уж её силы кончились: молодая женщина не села, а прямо-таки свалилась на землю. Обмякла и больше не двигалась.

Эврих запоздало сообразил, что Рейтамира скорее упала бы и умерла прямо на ходу, чем решилась произнести хоть одно слово жалобы. Она слишком боялась показаться кому-то обузой. Аррант припал рядом на колени, поспешно выпростал из мешка тёплое меховое одеяло, стал её кутать. Рейтамира открыла глаза, попыталась что-то сказать…

– Лежи, лежи, – ласково шепнул Эврих ей на ухо. И погладил по голове, стараясь ободрить: – Сейчас поедим, потом спать будешь… Всё хорошо…

Она вдруг заплакала. Её намёт, головной убор супружества, остался валяться на пустоши у деревни. На том месте, где чужестранец пытался кое-что втолковать её мужу. Теперь уже – бывшему мужу…

Волкодав стоял на макушке холма, прячась от дождя под густой кряжистой сосной, и смотрел в южную сторону. Мертвенные зарницы полыхали там почти беспрерывно, и на их фоне, вращаясь, медленно двигалась гигантская чёрная тень. Ветер доносил яростные раскаты грома и время от времени – чудовищный рёв. Змей, давным-давно изгнанный Богом Грозы из пределов земли, рвался в дневной мир, шарил хоботом, нащупывая дорогу к Железным горам: сломать заповедные крепи, выпустить из векового заточения хозяев смерти и холода, Тёмных Богов…

Венн пристально следил за вселенской битвой, происходившей на расстоянии множества поприщ. Он не позволял себе даже думать о том, что получится, если Змей один раз за всю вечность надумает свернуть с проторённой дороги и устремиться прямо к их пологу. Худые мысли притягивают беду, и Волкодав старательно гнал их прочь. Он не уходил с холма, пока гроза не докатилась до гор и не уперлась в них, застряв, как всегда прежде бывало. Где-то там дробились от страшных ударов гранитные скалы, и вниз обрушивались потоки битого камня, сверкавшие в отсветах молний, точно самоцветные россыпи. Особенно сильные вспышки порой озаряли громоздящиеся облачные кручи, и в них на мгновение представали то вздыбленные крылатые кони, то летучая колесница, то беспощадно занесённая огненная секира…

Волкодав вдруг представил себе: такая же вот туча… нет, куда там такая же! эта не справилась бы!… – гигантская, небывалая со времён Великой Тьмы гроза накрывает, как горстью, одетые снегами хребты Самоцветных гор… и страшные рогатые молнии бьют с высоты по вершинам… Бьют снова и снова, раскалывая ледники, оплавляя чёрные скалы, выворачивая наизнанку изъеденное подземными ходами нутро…

Серый Пёс не раз и не два молился об этом, пока сидел на цепи. И если бы в те времена его услыхал какой-нибудь Бог и согласился разнести Самоцветные горы в пепел и пыль, но и самому венну предрёк смерть под страшным обвалом, – он бы с радостью согласился. Согласился бы умереть рабом, а значит, и в следующей жизни обречь себя на неволю. И, погибая под глыбами, с упоением принял бы смертные муки. Если б только ему было дано почувствовать в последние мгновения жизни, как до основания содрогаются Самоцветные горы… как они рушатся, оплывают в потоках небесного пламени… проваливаются неизвестно куда… навсегда сползают с тела земли, которую оскверняли так долго…