Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да никогда не потекла бы, и какое там забеременела ?.. Инна – от Скотчинского?! – вдруг засмеялся Шельдяшов. – Хотя... чем черт не шутит. У меня даже аппетит пропал, – вдруг пожаловался он.
– Почему? – Лидии Борисовне вдруг стал неприятен Шельдяшов. – Женщине тридцать. Пора уже... Что в этом необычного – выйти замуж, родить детей?
– Просто Инна – не для семьи, – Шельдяшов снова задумчиво, с видом робота, жевал. – Как говаривал Лекок: «Многие мужчины, влюбившись в ямочку на щеке, по ошибке женятся на всей девушке»!
Лидия Борисовна грустно посмотрела на ростбиф и даже ковырнула его вилкой.
– Скажите, Аня, а вы знали мать Инны?.. Ну, раз уж вы жили рядом.
– Конечно, – Шельдяшов кивнул.
– Расскажите мне о ней, пожалуйста... Я никак не могу ее увидеть, все пытаюсь и никак.
Шельдяшов вздохнул.
– Обычная старая ведьма... Когда Инке было девятнадцать, ее матери исполнилось тридцать шесть. И она переспала с Инкиным женихом, – быстро произнес он и закрыл ладонью рот.
– Что-о-о?!
– Ну, на тот момент у Инны был жених, вполне состоявшийся мужчина двадцати пяти лет, – Шельдяшов долго выбирал зубочистку.
– И что? Инна узнала об этом?
– Да, и ушла из дома, а ее мать вышла замуж за парня и живет с ним до сих пор... Дочку еще одну растит. Младшую.
– Инна общалась с матерью хоть иногда?.. Она простила ее?
– Нет, разве с такой сукой можно общаться? – удивился Шельдяшов. – Вы бы общались?
– То есть в течение одиннадцати лет они не виделись? – изумилась Новичкова.
– Нет.
– А вы точно знаете?
– Точнее не может быть, хотя Скотчинский приглашал мать Инны на их свадьбу. Кстати...
– Что?
– Я тоже не был на их свадьбе, – Шельдяшов вздохнул. – Поэтому ничего не могу сказать, приезжала ли к ним мать Инны или нет. Я просто не знаю!
– Вы часто созванивались? Инна вам жаловалась на мужа?..
– Нет, Инна не жаловалась, мне даже казалось, что ее все устраивает, но я не очень-то верил в это.
– Почему?
– Я просто знаю Инну почти тридцать лет, – Шельдяшов улыбнулся. – И у меня есть версия...
– Какая?
– Она мертва, – Шельдяшов кивнул. – Это самое простое объяснение.
– И что с ней могло произойти, – перебила его Новичкова, – на ваш взгляд?
– Ее убил Скотчинский. Я уверен в этом, – Шельдяшов закусил губу. – В припадке ревности.
Лидия Борисовна кивнула.
– Спасибо.
– На здоровье, звоните, если что, – на прощание улыбнулся Шельдяшов.
* * *
«Все считают Скотчинских абсолютно несовместимой парой, – размышляла Новичкова, перебегая дорогу к метро. – А ее мать, видимо, искать больше не имеет смысла. Похоже, она – последний человек на земле, к которому Инна обратилась бы за помощью. Но все равно, что-то здесь не так...»
Замешкавшуюся Лидию Борисовну оттолкнула от дверей какая-то дородная тетка и с шумом первая забежала в метро... Новичкова отпрыгнула подальше от хлопнувшей двери и разозлилась, но дама была уже недосягаема. Распрямив руки с тяжеленными сумками, она летела к турникетам наподобие самолета сельскохозяйственной авиации.
– Корова, – пробормотала Лидия Борисовна, потирая ушибленный локоть. – Безрогая, – подумав, добавила она.
Теплое логово в кровати и тишина... Николай Романович засыпал и просыпался, рядом нервно посапывала приглашенная им любовница... Спать одному Николаю Романовичу отчего-то не представлялось правильным.
Проснувшись, он узрел крошечную точку на стене и снова забылся на какое-то время, слыша во сне, как за окнами шумит клен у дома и изредка каркает разбуженный клан местных ворон.
Ему снилась Инночка.
«Мужиков-то, мужиков-то!..» – оглядывая стройные ряды самцов на пляже в Шарм-эль-Шейхе, повторяла она.
Николаю Романовичу было стыдно видеть, как Инночка хищно облизывается.
«Секс на люстре с каждым!» – бросила звонкий клич Инночка, и пляж радостно загудел, а откуда-то сверху с хрустальным звоном рухнула здоровущая чешская люстра, придавив и расплющив с десяток зазевавшихся...
«Оп-паньки!» – прыгнув на люстру, начала быстро снимать купальник Инна, и тут Николай Романович проснулся и, нащупав в углу спящую Тату, прижался к ней изо всех сил.
– Тата, дорогуша...
– Любимый, – воркнула во сне Тата. – Любимый мой...
А утром.
– Вчера рядом с нашим рестораном машину взорвали... Ты завтракай-завтракай, – Тата положила на тарелку поджаренный хлеб. – Пока горяченькое.
Скотчинский вяло жевал.
– Ну почему, когда мне говорят «дорогуша», я не верю, Коль?.. Мне хочется вытащить из косметички рогатку и стрельнуть жеваной бумажкой прямо в лоб. А вот голубушкой меня никто не называет, а я поверила бы, – Тата хмыкнула. – Может, про рогатку мою знают?..
– Дорогуша, заткнись, пожалуйста, – Николай Романович откусил большой кусок ветчины с тостом и покосился на любовницу. – Ненавижу знаешь что?..
– Что, зая? – проворковала любовница.
– Шаблоны и ниши, куда одни люди пытаются загнать других, – отчеканил Скотчинский. – Я пошел в холодильник, вымоешь тут и приберешься.
– Да, любимый, – кивнула Тата.
Через пять минут дверь хлопнула.
– Я люблю чудовище, – улыбаясь, тихо сказала Тата и беззвучно, одними губами повторила: «Чудовище...»
* * *
А Николай Романович в это время шел через сквер к своему офису.
– Ми-лай...
– Что? – обернулся он и не увидел никого. Никого.
Кто-то кашлянул, и откуда-то из-под земли раздался голос:
– Ми-илай, не болей, слышь?..
Скотчинский остановился.
– Кто здесь?.. – громко спросил он.
Деревья шумели, Николай Романович постоял и пошел в сторону своего офиса, очень быстро пошел, побежал практически...
* * *
– Лора, когда у меня встреча с президентом Ассоциации меховых холодильников? – вытирая ноги о коврик, спросил он.
– Через полтора часа, Николай Романович. Запыхались?.. Времени еще много.
– Ага, – Скотчинский кивнул. – Я посижу у себя, а потом пойду.
– Хорошо, Николай Романович.
– А ты фиалки поливала сегодня?