– А как я ее найду, Виктор Николаевич? Надо у Никиты спросить, где она живет?

– Нет. У Никиты не надо, – тут же встрепенулся он. – И Ксении, пожалуйста, ничего не говори. Зачем? Я ведь ничего особенного и не хочу, просто посмотреть на нее перед операцией. Мало ли… Да и попрощаться нужно на всякий случай. Может, уже не увижу никогда.

– Ну не надо так говорить, Виктор Николаевич! Ну что вы, опять вы… – ноющим голосом проговорила Маруся, сама ощущая в себе эту противную вежливую фальшивость. Вот не умеет она все-таки сказать ничего умного! Только и горазда, что ныть, да охать, да глаза пучить по-деревенски жалостливо.

– Ладно. Не буду больше, – поморщился он, досадливо мотнув головой. – А Никите и Ксении о моей просьбе действительно говорить не надо.

– Хорошо, я не скажу.

– Ну, тогда вот что! Она живет на улице Чехова, дом двадцать семь. Дом приметный такой, очень старой постройки, с башенкой наверху. Подъезд первый с краю, вход со двора. Там еще рядом кафе есть. А напротив дома – кинотеатр «Современник».

– А номер квартиры какой?

– Не знаю, Марусь. В том доме моя мама когда-то жила. Там Никитка с Наташей и познакомился, когда бабушку навещал. В отрочестве еще. Вообще мы с ним редко ее навещали – теперь каюсь, конечно, да назад уже ничего не вернешь. Ксения нас от этого родства отстранила. И мать мою за родственницу не признала. Она со всеми так поступала, кто хоть как-то посягал на ее собственность. Вот знаешь, в последнее время меня эта мысль грызет и грызет – как так у нее это получалось всегда ловко? Вроде ничего особенного она при этом и не делала… А я? Я-то где был?

– А фамилия у Наташи сейчас какая? Она ее поменяла, когда разводилась?

– Я не знаю, Марусь. Нет, наверное.

– Она одна живет?

– Нет, с мамой. У них квартира, по-моему, однокомнатная.

– А как маму зовут?

– Мария Александровна, кажется. Точно не помню. Ксения с ее матерью тоже не подружилась, знаешь. Не сочла нужным впустить в круг своих близких. Она даже в гостях у нас ни разу не была.

– А телефон ее у вас есть?

– Нет. Номера ее телефонного я не знаю. Наташа же совсем неожиданно от нас ушла. Я пришел вечером из клиники – ее уже дома не оказалось. И ничего у меня больше, выходит, не было. Как будто свет внутри меня взяли и выключили. Такое вот случается в жизни несчастье, девочка… Да не бойся, ты ее быстро найдешь, ничего страшного! Дом старый, там все друг друга знают.

– А вы ее потом не искали?

– Нет. Не искал. Зачем? Что я ей скажу? Что люблю ее? Смешно…

– Хорошо, Виктор Николаевич. Конечно, я вашу Наташу найду. А что ей сказать?

– Скажи, чтобы сюда, ко мне, пришла. Ненадолго. Скажи, что попрощаться, мол, человек хочет.

– Виктор Николаевич! Я вас прошу, не говорите так! Ну что это такое – попрощаться? Слышать этого не могу!

– Все, все, не буду… Ты когда к ней пойдешь?

– Так сегодня и пойду. Меня с работы как раз отпустили.

– Это хорошо, что сегодня. Значит, я успею. Еще раз прости, что именно тебя об этом попросил. Больше, понимаешь, некого. Иди, иди, Маруся, поторопись… Ко мне сейчас с капельницей придут.

Закрыв за собой дверь палаты, Маруся постояла еще немного, прильнув к ней спиной и глотая набежавшие слезы. Ей и самой непонятно было, отчего так сильно хочется плакать. То ли от жалости к Виктору Николаевичу, то ли от задетой за живое женской своей ревности. Нет, плакать здесь нехорошо, наверное. Надо хоть на улицу выйти…

На улице было солнце. Еще час назад мокрый сентябрьский город, казалось, смирился с наступившей осенней безысходностью, и вот вам, пожалуйста. Серое небо раздвинулось, нехотя пропуская меж облаков веселые, будто застоявшиеся в безделье солнечные лучи, и они лихо отплясывали на холодной глади маленьких лужиц, лизали теплыми языками влажные от дождя скамейки в больничном скверике. Даже плакать вмиг расхотелось. Да и некогда. Надо же еще эту Наташу как-то умудриться найти…

Торопливо вышагивая к автобусной остановке, Маруся вдруг поймала себя на мысли, что и сама тоже не прочь увидеть эту самую Наташу. Нет, не из ревности, конечно, а просто… Просто… Хотя чего уж там – просто? Чего самой-то себе врать? Или не врать, а лгать, как интеллигентно выразился давеча Виктор Николаевич? Не будет она сама себе лгать. Конечно же, из ревности хочет она на нее посмотреть. Куда ж от него денешься, от этого проклятого чувства? Хотя, если уж совсем честной быть и не лгать, то оно, это чувство, все-таки на обыкновенное и чисто женское любопытство больше смахивает…

* * *

Улица Чехова оказалась на другом конце города. Старый автобус, дрожа металлическими боками, обреченно тащился по длинным одинаковым улицам, послушно выстаивал в пробках, собирал в себя и выплевывал на остановках озабоченных дневной суетой людей. Вроде и время урочное, а народу – больше чем в часы пик. Ехали уже долго, почти сорок минут. Сердобольная пожилая женщина, стоящая рядом в проходе и сердито посматривающая на сидящую внизу молодую парочку, обещала сообщить Марусе, когда придет пора пробираться выходу. Да Маруся и сама принялась бодро работать локотками, услышав, как водитель объявил в микрофон: «Следующая – кинотеатр «Современник»…

Город Маруся знала плохо. А в этом спальном районе вообще оказалась первый раз. Интересный такой район, несовременный. Массивные дома сталинской постройки величаво выстроились вдоль улицы, хвалясь меж собой архитектурными кудрявыми излишествами. Вон там колонночки белые на входе приспособились, а там балконы с чугунными витыми решетками каслинского, не меньше, литья, а вот и башенка прямо на крыше большого серого дома показалась, если голову вверх задрать. И впрямь, приметная какая. Стало быть, это и есть Наташин дом. А вот и кафе, о котором Виктор Николаевич упоминал…

Дверь в первый подъезд оказалась запертой. Пока Маруся растерянно пялилась в кнопочки домофонного устройства, кто-то подошел сзади, проговорил вежливо:

– Разрешите, я пройду…

Заполошно оглянувшись и отступив в сторону, она пропустила к двери моложавую строгую даму с ключом и совсем было пристроилась за ней, чтоб прошмыгнуть в открытую железную дверь, как дама остановилась резко, взглянула на нее подозрительно:

– А вы к кому, собственно, идете?

– Я? Я к Наташе…

– К какой Наташе? Номер квартиры вы можете назвать?

– Нет, не могу, извините. Я и не знаю, какой у нее номер квартиры…

– Так-так… Не знаете, значит? – продолжала строго допрашивать ее женщина, сжимая лихорадочно свою сумочку под мышкой. – А как же вы тогда идете, раз квартиры не знаете?

– Так мне как раз найти ее нужно, эту Наташу…

– Как это – найти? А если я сейчас полицию вызову?

– Зачем? – оторопело уставилась на нее Маруся. – Вы что? Вы меня за воровку приняли, что ли? Ну ничего себе…