– Жаловаться приехали? А я вас не просила вмешиваться, у меня достаточно сил, чтобы отбиться, и средство обороны есть…

– Угу, – набычился «жалобщик», – видел я твое средство.

Она открыла было рот, чтобы попросить назойливого товарища не лезть не в свое дело и катиться к чертовой бабушке с чертовой матушкой, однако Наумыч оглоушил ее, заставив прикусить язык:

– Знакомься, Санька: Михал Михалыч… – и тяжко вздохнул: – Михайлов, наш шеф.

Ко всем неприятностям ей недоставало только этой. Все, теперь работы не видать. На душе сразу стало паршиво, и мысли лихорадочно заработали: куда теперь податься, где искать место хоть официантки, хоть домработницы? Мимо нее прошел к выходу Михайлов, она этого даже не заметила, но услышала Наумыча:

– Тебе что сказали делать?

– Что? – вяло спросила она.

– Переоденься – и в машину к шефу.

– Зачем?

– Откуда я знаю! Иди, иди… Слава богу, мне на орехи не досталось, добрый он сегодня. Иди!

Через семь минут она сидела в шикарной машине Михайлова и, позабыв недавний мандраж, рассматривала приборы, оценивая их с позиции профессионала. Тронулись. Ход – мягкий, неслышный, будто авто по воздуху летит. И звук работающего мотора по ушам не бьет.

– Нравится? – поинтересовался Михайлов, наблюдая, как она чуть ли не носом касается приборов, будто близорукая.

– Автоматика не всегда удобна, например, дождь внезапно пойдет и не сработает автоподъемник, окна не закроются. Такое случалось, я тому свидетель, но комфортно… Значит, вчера меня, то есть Глеба, обозвали тупым не зря, диспетчер знала, кого я везу.

– Конечно, знала.

– А вы куда меня везете?

– В полицию. Не веришь? Ты ездила на чужой машине, под чужим именем…

От такого коварства Санька попросту задохнулась:

– Вы совсем плохой? Глеб на своей машине занимается извозом, у меня на нее доверенность… А я еще вас пожалела! Надо было выбросить вчера под дождь, чтобы знали!

– Успокойся, я пошутил. Нервная ты.

– Еще бы! – буркнула она, отвернувшись к окну. – У меня без ваших шуток жизнь несладкая… Куда мы едем?

– Маршрутки по городу катаются, видела? Мои. Не все, конкуренты и у меня есть. Так вот, три микроавтобуса вышли из строя, посмотришь. Хочу, чтобы дотянули до новых машин, а менять автопарк буду еще не скоро, полагаю, весной.

– Так вы меня на работу берете? – подобрела она.

– Кажется, да. Но не таксисткой, на извоз табу.

– Ой, спасибо! Вы просто… супер! А можно заехать в прокуратуру? На три минуты! Очень нужно со следователем увидеться. Это быстро.

– Быстро там не бывает, но я твой должник, поэтому – ладно, заедем. Ну, рассказывай, что с Глебом приключилось?

– Странно, положение у Рудольфа было не смертельное, – заметил Крайний, – выход из него напрашивается самый оптимальный: развод.

– Не всегда простой выход осуществим, – возразила Леля. – Олеся создавала мужу райские условия, не давая на него пылинке упасть, – как такой рай бросить? Ее все обожали, завидовали Руди, к тому же он преуспевал не без участия родственников Олеси. Нет, бросить ее – это обрасти проблемами. Только на днях я заметила, что он уже готов к кардинальным переменам.

– А с Нефедовым что?

– Вернувшись из армии, Глеб переживал, ни с кем не хотел видеться, но всю жизнь переживать не будешь. К осени он восстановился в институте, защитил диплом, начал работать в исследовательском центре, у него появились перспективы…

На тусовки однокашников не ходил, ссылался на занятость. Но однажды его затянули на день рождения Альки, праздновала она его, разумеется, в ресторане. Наверное, не стоит встречаться с людьми, которые когда-то причинили тебе боль, разве только в том случае, если полностью освободился от обиды на них. Второе условие: и они не должны воспринимать тебя с неприязнью, ведь не секрет, что тот, кто делает гадость, ненавидит больше того, кому он ее сделал.

К Олесе и Руди Глеб не подходил, сидел далеко от них, а за ними наблюдали гости и как будто чего-то ждали. Олеся чувствовала себя неловко, это бросалось в глаза, Рудольф тоже дергался. И атмосфера ожидания, висевшая в воздухе, не давала никому расслабиться, словно готовила всех к инциденту. Вечер заканчивался, Глеб откланялся, вышел из зала… и вдруг драка!

Как утверждали свидетели, он напал на трех парней из-за девицы, к которой те приставали, саму девушку так и не нашли впоследствии. Парней он избил – мама не горюй, да и его отделали так, что сознание потерял, очнулся в милиции. Глеб сознался: да, была девушка, к ней приставали, она попросила проводить ее до такси, на улице их настигли парни, затащили его за угол, ударили по голове и… все, провал. В то же время он клялся, что не успел даже кулаком махнуть – откуда же покалеченные и побитые? А парни утверждали, что он избил их до полусмерти, к тому же на их стороне было два очевидца событий. И залетел Глеб в колонию общего режима на два года.

Как ему достались эти два года – можно лишь догадываться, но срок Глеб отмотал, вернулся. На работу бывшего зэка никто не брал, карьера ученого рухнула по той же причине. Тридцать лет, а жизнь переломилась. Ладно бы незнакомые, их понять можно, но те, кто знал Глеба с малых лет, они-то почему отвернулись? Тут-то и проявил великодушие Рудольф, протянув недругу руку помощи, взял Глеба личным водителем. Конечно, более достойного места не нашлось для образованного человека.

– Неужели осознал и раскаялся? – не верилось Крайнему.

Леля загадочно улыбнулась, Юрий Петрович понял: главная фишка впереди. И не ошибся. Он, убеленный сединами, проживший достаточно долгую жизнь, чтобы перестать удивляться, был сражен непредсказуемостью сценария.

– Почти год Глеб проработал у Руди, – рассказывала Леля. – Однажды, когда он ждал шефа, увидел «избитого» им парня. Он сам подошел к Глебу и повинился: мол, в ресторане драка была разработана и оплачена Рудольфом. Глеб никого не избивал, его сразу вырубили, а избили парней два так называемых свидетеля, что входило в план Рудольфа.

– Совесть парня замучила?

– Н-нет. Тогда он думал о легких деньгах, но его побили неудачно. Повредили что-то внутри, он лечился несколько лет, пока не был признан инвалидом. Действовал он как провокатор, сам отплатить Рудольфу не мог, думаю, боялся, надеялся, что Глеб, отсидевший ни за хрен собачий, посчитается с ним. Так что, не раскаяние им руководило, а банальная жажда мести.

– У меня нет слов, – произнес Юрий Петрович, разведя руками. – А как вам стала известна правда?

– По случайности инвалид оказался сыном моей массажистки. А Глеб, когда Руди оттянулся у любовницы и пожелал ехать к жене, врезал ему по морде, после чего сказал, за что именно, и ушел. Мне рассказал инвалид, он был свидетелем. Лет пять о Глебе не было слышно, ну, слухи ходили, будто он таксует, и все. Но вдруг у старой истории выросли новые ноги… странно. Я бы сказала, это не случайно.