Все разом заговорили: большая часть Центурионов, за исключением Диего, Джона и Раджана, казалось, была согласна. Пока они планировали наведение утром защитных чар, Эмма постаралась поймать взгляд Джулиана, чтобы разделить его раздражение, но он смотрел не на нее, а на Марка с Кристиной.

– А что вы двое вообще делали снаружи ночью?

– Нам не спалось, – сказал Марк. – Мы друг с другом столкнулись.

Зара улыбнулась.

– Ну конечно же.

Она повернулась и прошептала что-то Саманте на ухо. Обе девушки захихикали.

Кристина залилась гневным румянцем. Эмма заметила, как Джулиан стиснул вилку – а затем медленно положил ту рядом с тарелкой.

Эмма прикусила губу. Если бы Марк с Кристиной захотели встречаться, она бы их на это благословила. Она бы разыграла с Марком какой-нибудь разрыв; их «отношения» уже многое сделали из того, что должны были. Джулиан теперь едва мог на нее смотреть, а разве не этого она добивалась – ведь так?

Впрочем, казалось, что мысль об их с Марком разрыве вовсе Джулиана не радовала. Ничуть не радовала – если он вообще об этом думал. Было время, когда Эмма всегда могла сказать, что у Джулиана на уме. Теперь же она читала его мысли лишь на поверхности: его более глубокие помыслы были от нее скрыты.

Диего перевел взгляд с Марка на Кристину и встал, оттолкнув от себя стул. Он вышел из столовой. Мгновение спустя Эмма бросила салфетку на тарелку и последовала за ним.

Прежде, чем Диего заметил ее, он успел дойти до задней двери и выйти на парковку. Учитывая его выучку, это был верный признак того, что он очень расстроен. Сверкая темными глазами, он обернулся к ней.

– Эмма, – произнес он. – Я понимаю, ты хочешь меня отругать. Ты и так целыми днями меня ругаешь. Но сейчас не лучшее время.

– А когда будет лучшее? Запишешь это в ежедневник с пометкой «после дождичка в четверг»? – подняла бровь Эмма. – Так я и думала. Пошли.

Вместе с Диего, нерешительно следовавшим за ней, она побрела за угол Института. Они дошли до небольшого пригорка между кактусами, который Эмма успела очень хорошо узнать.

– Стой тут, – указала она на пригорок.

Диего недоверчиво на нее уставился.

– Чтобы из окон нас не было видно, – объяснила она, и он ворчливо сделал, как велено, и встал, скрестив руки на мускулистой груди.

– Эмма, – сказал он, – ты не понимаешь и не можешь понять, и я не могу тебе этого объяснить…

– Пари держу, не можешь, – оборвала его Эмма. – Слушай, я, конечно, никогда не была от тебя в восторге… Но такого даже я от тебя не ожидала!

Лицо Диего дрогнуло, он стиснул зубы.

– Как я и сказал, ты не можешь понять, а я не могу объяснить.

– Одно дело, если бы ты просто встречался с ними параллельно, хотя и это кажется мне гадким, но… Зара? Она тут из-за тебя. Ты знаешь, что мы не… Ты знаешь, что Джулиан должен быть осторожен.

– Ему не стоит беспокоиться, – ровным голосом ответил Диего. – Зару заботит только собственная выгода. Не думаю, что ей есть какое-то дело до тайн Артура. Ее интересует только одно: как привлечь внимание Совета успешным завершением миссии.

– Легко тебе говорить, – заметила Эмма.

– У всего, что я делаю, есть причины, – произнес он. – Возможно, Кристине они пока не известны, но настанет день, и она все узнает.

– Диего, у всех есть причины. У Малкольма они тоже были.

Диего сжал губы так, что его рот превратился в тонкую линию.

– Не сравнивай меня с Малкольмом Фейдом.

– Потому что он был колдуном? – спросила Эмма, и в ее голосе звучала угроза. – Потому что ты думаешь так же, как твоя невеста? Насчет Холодного мира? Колдунов и фэйри? Насчет Марка?

– Потому что Фейд был убийцей, – процедил Диего. – Что бы ты обо мне ни думала, Эмма, я не безмозглый ксенофоб. Я не считаю обитателей Нижнего мира хуже себя, и не считаю, что их надо регистрировать или пытать…

– Но признаешь, что Зара считает именно так, – заметила Эмма.

– Я никогда ничего ей не рассказывал, – сказал он.

– Может, ты понимаешь, почему я никак в толк не возьму, как ты мог выбрать ее – а не Кристину, – сказала Эмма.

Диего напрягся – и завопил. Эмма забыла, как быстро, несмотря на мощное телосложение, он может двигаться: Диего отскочил назад, отчаянно ругаясь и дергая левой ногой. Бормоча от боли ругательства, он сбросил ботинок. По лодыжке Диего спешно маршировали вверх колонны муравьев.

– Ох ты ж боже ты мой, – сказала Эмма. – Ты, наверное, наступил на муравейник. Ну, знаешь, нечаянно.

Диего, все еще ругаясь, стряхнул с себя муравьев. Он сбил верхушку грязевого холмика, и оттуда так и повалили насекомые.

Эмма отступила на шаг.

– Не волнуйся, – заметила она, – они не ядовитые.

– Ты заманила меня на муравейник? – Диего уже сунул ногу назад в ботинок, но Эмма знала – если не применить ираци, укусы будут чесаться еще несколько дней.

– Кристина заставила меня пообещать, что я тебя не трону, так что пришлось подойти творчески, – сказала она. – Не следовало тебе врать моей лучшей подруге. Desgraciado mentiroso[25].

Диего уставился на нее во все глаза.

Эмма вздохнула.

– Надеюсь, это значило то, что я думаю. Ужасно было бы обозвать тебя просто ржавым ведром или типа того.

– Нет, – сказал Диего. К ее удивлению, в его усталом голосе звучало веселье. – Это значило именно то, что ты думаешь.

– Прекрасно. – Она зашагала назад к дому. Эмма отошла так далеко, что еще пара шагов, и она бы уже не услышала оклик, и тут Диего позвал ее. Она обернулась и увидела, что он стоит там же, где она его оставила – судя по всему, не обращая внимания ни на муравьев, ни на палившее его плечи жаркое солнце.

– Поверь, Эмма, – сказал он достаточно громко, чтобы она услышала, – никто сейчас не ненавидит меня сильнее, чем я сам.

– Ты правда так думаешь? – спросила она. Эмма не кричала, но знала, что Диего услышит. Тот молча посмотрел на нее долгим взглядом, и она ушла.

Жара не спадала до раннего вечера, когда с океана нагрянул шторм. Центурионы ушли до полудня, и Эмме ничего не оставалось, кроме как с тревогой наблюдать из окон за тем, как солнце на горизонте скрывается за черно-серой грозовой грядой, то и дело вспарываемой молниями.

– Думаешь, с ними все будет в порядке? – спросила Дрю, теребя рукоять своего метательного ножа. – Разве они там не в лодке? Похоже, шторм будет сильный.

– Мы не знаем, что именно они делают, – сказала Эмма. Она чуть было не прибавила, что благодаря высокомерному стремлению Центурионов скрыть свои занятия от Сумеречных охотников Института, очень трудно будет их спасти, если что-то опасное и правда случится – но увидела выражение лица Дрю и сдержалась. Дрю чуть ли не молилась на Диего – несмотря ни на что, он мог до сих пор ей нравиться.