Осама подавленно молчал, не смея возражать токийскому начальству. Агасфер тоже помалкивал – хотя мог бы припомнить генералу Озаме, что именно он еще вчера утром приказал подобрать для агента на время пребывания во Владивостоке из одежды что-нибудь не бросающееся в глаза. Учитывая, что город был буквально наполнен японскими солдатами и офицерами, более маскирующего наряда было, пожалуй, и не подобрать. Недаром же говорят: хочешь спрятать дерево – спрячь его в лесу…

– Если позволите, господин генерал, то мы с господином Бергом сидели в достаточно темном углу и пробыли в клубе самое непродолжительное время, – наконец, подал голос Осама. – Кроме офицерского мундира, барон имел вчера также пристегнутый протез и ничем, уверяю, среди прочих японских офицеров не выделялся.

– Не знаю, не знаю! – раздраженно, но уже тоном ниже отозвался токиец, озираясь кругом в поисках своей фуражки. – Кроме того, я вообще не уверен, что вашего Агасфера стоило брать нынче к американцам… – Вот как? – позволил себе усмехнуться Агасфер. – Насколько я помню, именно вы, господин генерал, принимали решение взять меня к американцам – чтобы было кому заморочить им головы тектоникой и способами сейсмологических исследований.

Озама, обнаружив новый объект для нападок, круто повернулся к Агасферу:

– А вам тут вообще никто слова не давал, жалкий гэйдзин![34] – прошипел он.

Осама наступил Агасферу на ногу, призывая помолчать, но тот уже, что называется, закусил удила.

– Вот как! Гэйдзин, говорите вы, господин генерал! Да, я не японец, но, с вашего позволения или без него, я состарился на службе его императорского величества! И имею не только заслуги перед Японией, но и неплохую, как вы изволите знать память, господин генерал! И я хорошо помню, кто именно из присутствующих в этом помещении слишком старательно препятствовал моему расследованию в полку изменника Суго! – Он повернулся к Осаме и с почтительным поклоном закончил: – Прошу вас об одолжении, Осама-сан! Прошу довести до сведения вашего начальства в Генеральном штабе, что я отказываюсь искать для Японии русское золото! Как всякий гэйдзин, я недостоин столь высокой миссии!

– Как бы вам не пожалеть о своих словах, Агасфер…

– Для вас – барон фон Берг, господин генерал, – перебил Агасфер. – Если вы забыли, то могу напомнить: параграф четвертый, пункт второй секретной инструкции номер 3204, санкционированный к неукоснительному исполнению советом гэнро[35] еще в 1904 году. Этот пункт прямо запрещает произносить секретное имя агента японских спецслужб вне специально оборудованных помещений.

С усмешкой кивнув на неплотно прикрытую дверь кабинета, Агасфер без разрешения плюхнулся на диван и закурил любимую тонкую «манилу».

– Не надо так глядеть на меня, господин Озава, – миролюбиво пыхнул он дымом. – Я слишком стар, чтобы бояться умереть.

Не говоря ни слова, генерал Озава круто повернулся и почти выбежал из кабинета.

– М-да, Берг, у вас определенный талант наживать могущественных врагов, – после некоторой паузы криво усмехнулся Осама. – Ваше счастье, что генерал Озава будет молчать о полученном от вас оскорбительном уроке до конца жизни! Я даже не исключу, что и у него рыльце в пушку с этим золотом… Да, кстати, Берг: а что, барон, такой пункт и параграф, о которых вы упоминали, действительно существуют?

– Не знаю, Осама-сан, – рассмеялся Агасфер. – Главное, что в существовании такого параграфа не усомнился ваш начальник! Вот что значит авторитет агента с исключительной памятью! А теперь рискну дать вам совет: садитесь и срочно пишите шифровку в Токио. Пишите, что агент Агасфер отказывается от выполнения задания.

– Я еще не сошел с ума, Берг…

– Да погодите вы! Написать – не значить отправить, Осама-сан! Написать – это ваш долг, а на отправку вы обязаны взять разрешение у своего непосредственного начальника, у генерала Озавы. Хотите пари? Он не разрешит отправить шифровку, и, может быть, придет ко мне извиняться…

– Ну, вы и нахал, Берг…

– Ну, не извиняться – оговорился, Осама-сан. Не хватало еще японскому генералу извиняться перед каким-то «гэйдзином»! Скорее всего, он вызовет меня вместе с вами для какого-либо уточнения и похвалит меня за какие-нибудь старые дела.

– Ну, что ж… Как говорят русские, «поживем – увидим». Хотя, если честно, то я думаю, что вы опять окажетесь правы, Берг! Поэтому пари с вами я заключать не буду.

Осама походил по кабинету, потом ловко выудил из-за сейфа бутылку бренди, вынул из ящика стола стаканы.

– Не выпить ли нам, Берг? От виски, которым угостил нас генерал Гревс, у меня до сих пор какая-то отрыжка, – пожаловался он.

Агасфер пожал плечами, но отказываться не стал. Лишь подумал, что Безухий наверняка не столь уж далек от истины: старший Осама явно спивается.

Он отпил немного из своего стакана, Осама же без паузы налил себе вторую порцию.

– Да, кстати! – вспомнил Осама. – Ваши чертежи уже переданы на механический завод. Так что буровая машина и тайники для оружия к весне будут готовы.

– Благодарю, Осама-сан… Но насчет тайников мы, кажется с вами договаривались?

– Насчет вагонов с тайниками начальство уперлось, – вздохнул разведчик. – У вас, кстати говоря, будет четыре вагона: две теплушки для лошадей и корма, и две платформы. Это не обсуждается! В Японию специально отправлены вагоны русского производства – кажется, Тверского вагоностроительного завода[36].

– Мы же уже говорили с вами насчет этого, – устало вздохнул Агасфер. – Даже если я сойду с ума и загружу тайники в этих вагонах найденным золотом, его количество будет мизерным в масштабах Японии! А риск – слишком велик! Погодите-ка…

Взяв со стола клочок бумаги и карандаш, он набросал контур вагона-теплушки. Поморщившись, припомнил размеры двухосных товарных вагонов с традиционным трафаретом: «40 человек, 8 лошадей».

– Если ваши инженеры будут делать двойными боковые стены, то там поместится не более чем по 12–16 стандартных патронных ящиков – примерно в таких везли на восток золотой запас империи. Итого – около 30 ящиков в двух теплушках. Однако внутреннее пространство «напичканного» золотом вагона заметно уменьшится – это будет видно даже слепому. А уж опытному пограничнику… Нет, я решительно отказываюсь от такого риска! И не хочу подвергать такому же риску вашего сына.

Осама взял листок, рассеянно посмотрел на примитивный чертеж. Махнув рукой, он смял листок и бросил его в урну: