Наступил последний день ее работы в прачечной. Вечером Саксон должна была окончательно с нею распроститься. А на другой день в пять часов пополудни они с Биллом пойдут к судье, и тот их поженит. Берт и Мери будут свидетелями, потом они отправятся вчетвером в ресторан Барнума, и там, в отдельном кабинете, состоится свадебный ужин. После ужина Берт и Мери отправятся на вечеринку в зал Миртл, а Билл и Саксон поедут на трамвае на Пайн-стрит. У рабочих медового месяца не бывает, и Биллу предстояло на другой день в обычный час явиться на работу.

Все женщины в гладильной тонкого крахмального белья знали, что Саксон с ними последний день. Многие за нее радовались, иные завидовали, что она заполучила себе мужа и освободится от каторжной работы у гладильной доски. Ей пришлось выслушать немало шуток по своему адресу, — но такова была участь всех девушек, выходивших замуж из прачечной, да и, кроме того, она чувствовала себя такой счастливой, что не могла обижаться на эти иногда и грубоватые, но всегда добродушные шутки.

Среди облаков пара, на фоне воздушного батиста и кисеи, быстро скользивших под ее руками, перед нею одна за другой вставали картины ее будущей жизни в маленьком домике на Пайн-стрит. И она, не смолкая, мурлыкала себе под нос, переиначивая по-своему припев одной очень известной в то время песенки:

Когда тружусь, когда тружусь,

Тружусь я ради Билли.

К трем часам усталость работниц-сдельщиц в этой душной и сырой комнате достигла крайних пределов. Пожилые женщины тяжело вздыхали, молодые побледнели, их черты заострились, под глазами легли черные тени, — но все продолжали с неослабным усердием водить утюгами. Недремлющее око старшей мастерицы зорко следило за тем, чтобы вовремя предупредить любой истерический припадок. Одна молодая девушка, сутулая и узкогрудая, была тотчас же удалена из комнаты, как только старшая заметила, что она готова потерять сознание.

Вдруг Саксон вздрогнула от дикого, нечеловеческого вопля. Натянутые нервы не выдержали, и десятки женщин разом приостановили работу, — одни замерли, держа утюги на весу, у других они выпали из рук. Этот ужасный вопль издала Мери, и Саксон увидела на ее плече странного черного зверька с большими изогнутыми крыльями. Вскрикнув, Мери в испуге присела, и странный зверь, взлетев над нею, метнулся соседней гладильщице прямо в лицо. Та взвизгнула и лишилась чувств. Летающее существо бросалось туда и сюда, а женщины вопили, визжали, размахивали руками, пытались выбежать из гладильни или прятались под гладильные доски.

— Да это просто летучая мышь! — кричала старшая мастерица в бешенстве. — Что, вы никогда летучей мыши не видели? Съест она вас, что ли?

Но это были женщины из простонародья, и успокоить их оказалось нелегко. Те, кто не мог видеть причины переполоха, но были взвинчены и переутомлены не меньше остальных, тоже поддались панике и закричали: «Пожар!» Давка у дверей усилилась.

Все они выли в один голос — пронзительно, бессмысленно, отчаянно; и в этом вое бесследно утонул увещевающий голос старшей. Саксон сначала просто испугалась, но общая паника захватила и ее. Правда, она не кричала, но бросилась бежать вместе со всеми. Когда орда обезумевших женщин хлынула в соседнее помещение, все работавшие там присоединились к ней и тоже бежали от неизвестной опасности. Через десять минут прачечная опустела, осталось только несколько мужчин бродивших по комнатам с ручными гранатами и тщетно пытавшихся выяснить причину переполоха.

Старшая мастерица, женщина серая, но решительная, была вначале тоже подхвачена толпой, однако она вырвалась, повернула обратно и быстро поймала незрячую нарушительницу спокойствия, накрыв ее бельевой корзиной.

— Я не знаю, как выглядит бог, но черта я теперь видела, — проговорила, захлебываясь смехом и слезами, взволнованная Мери.

Саксон очень сердилась на себя за то, что так перепугалась и вместе со всеми бессмысленно бежала из прачечной.

— Какие мы дуры! — сказала она. — Ведь это просто летучая мышь. Я слышала о них. Они живут в лесу. Говорят, они совершенно безобидные, а днем они слепые. Вот почему все и случилось. Просто маленькая летучая мышь!

— Ну, ты меня не разуверишь, — отозвалась Мери. — Это, несомненно, был черт. — Она несколько раз всхлипнула, потом снова засмеялась нервным смехом. — Ты видела — миссис Бергстром упала в обморок. А ведь оно едва коснулось ее лица! Мне что-то село на плечо, а потом я почувствовала что-то на шее — точно рука мертвеца. Однако я не упала.

— Она снова засмеялась. — Может быть, я слишком напугалась, и мне было уже не до обморока…

— Вернемся, — предложила Саксон. — Мы и так потеряли полчаса.

— Ни за что! Хоть бы мне расстрелом грозили. Я иду домой. Да разве я могу сейчас гладить? Меня всю трясет.

Одна из женщин сломала себе руку, другая — ногу, у многих оказались ссадины и ушибы. Никакие уговоры и объяснения старшей мастерицы не могли заставить напуганных гладильщиц вернуться к работе. Они слишком переволновались и разнервничались, и только немногие нашли в себе достаточно мужества, чтобы вернуться в помещение прачечной за шляпами и корзинками остальных. Лишь несколько девушек опять взялись за утюги. Среди них была Саксон, и она проработала до шести часов.

— Ах, Берт! Ну зачем ты напился? — воскликнула Мери с укором.

Они сидели вчетвером в отдельном кабинете у Барнума. Скромный свадебный ужин, показавшийся Саксон, однако, чересчур роскошным, был съеден. Берт, держа в руке стакан красного калифорнийского вина, которое здесь стоило пятьдесят центов бутылка, поднялся и пожелал произнести речь. Лицо его раскраснелось, черные глаза лихорадочно блестели.

— Ты уже выпил еще до того, как зайти за мной, — продолжала Мери.

— Я это вижу по всему.

— Ошибаетесь, дорогая, разуйте глаза, — возразил он. — Бертрам сегодня в наилучшем виде, — Он встал для того, чтобы пожать руку своему старому товарищу. — Билл! Дружище! Давай лапу! Приходится нам с тобой распрощаться! Здравствуйте и до свидания! Ты теперь человек женатый, Билл, и будешь домоседом. Гулять с парнями уже не придется. Ты должен теперь беречь себя, застраховать свою жизнь от несчастных случаев… вступить в строительный кооператив… сделаться членом кассы взаимопомощи и похоронного бюро…

— Перестань, Берт, — прервала его Мери. — Разве на свадьбе говорят о похоронах? Как тебе самому не стыдно!

— Стой! Подожди, Мери. Я вовсе не хотел… Я сейчас скажу, что я думал… Совсем не про то, про что она говорит… Подождите… Я сказал «похоронное бюро»? Да? Я же не собирался омрачить настроение веселого общества… Наоборот…

Он явно запутался, и Мери торжествующе покачала головой. Но это его снова подстегнуло.

— Подождите, дайте сказать, почему я упомянул… Потому, что ты, друг, подцепил такую зажигательную жену, такую раскрасотку. Все молодые люди от нее без ума, и если они начнут за ней бегать, то что ты сделаешь, Билл? У тебя окажется много работы. И разве тебе не понадобится похоронное бюро, чтобы их всех хоронить? По-моему — да. Я только хотел похвалить твой вкус по части женщин, это Мери мне помешала.