До сих пор помню ту волну тошноты, которая поднялась у меня внутри, ту панику, которая охватила меня, когда в верхней спальне заскрипели половицы. Значит, Джесс встала и направляется вниз, на кухню. Схватив сумку, я выбежала в коридор, выскочила в парадную дверь, успев подцепить по пути ключи от машины. И потом я поехала – не в офис, а куда-то за город. Там я остановила машину и дала волю слезам.

– МОЖЕТ, НУЖНО ЧТО-НИБУДЬ СДЕЛАТЬ? – спрашиваю я у Ливии. Мне отчаянно хочется убраться с террасы.

– Нет-нет, все нормально, – отвечает она, вскакивая на ноги при звуках машины: кейтеры приехали вовремя. – Лучше пойди сам приготовься. Мне в шесть понадобится ванная.

Когда я вхожу в дом, мой телефон издает писк – пришло сообщение. Я останавливаюсь у подножия лестницы, сердце бешено колотится в груди. Трясущимися руками достаю из кармана мобильник. Закрываю глаза, произношу безмолвную молитву. И уже потом смотрю. И вижу, что это послание от Иззи:

Привет, братик! Надеюсь, у Лив сегодня все путем. Мы с Йеном немного опоздаем, но как только доберемся, сразу к вам. Ждем не дождемся! Тыща поцелуев.

От страшного разочарования мне хочется швырнуть телефон об стену. Я больше так не могу. Не могу все время ждать, когда Марни выйдет на связь. Поднимаясь по лестнице, я открываю на телефоне новостное приложение Би-би-си и нахожу номер, по которому могут звонить родственники тех, кто летел тем рейсом. Если я объясню, что Марни пропустила этот самый рейс и сейчас находится где-то в аэропорту, они, возможно, сумеют передать ей сообщение через стойку авиакомпании Pyramid Airways. Жгучее чувство вины захлестывает меня при мысли о семьях, которым приходится сейчас набирать этот номер по совсем иным причинам. Но сейчас я не вижу другого способа связаться с ней.

Главная новость часа – наводнение в Индонезии. За ней следует поножовщина в Лондоне с летальным исходом. Авиакатастрофа откатилась на третье место. Рядом с заголовком фото: мешанина обломков и языков пламени. Я тяжело опускаюсь на кровать и быстро прокручиваю все это, ища номер. В глаза мне тут же бросаются слова «Репортажи с места событий». Но если сюда – и вообще по всему миру – поступают видеоматериалы из Каирского аэропорта, почему же Марни до сих пор не сумела позвонить мне, написать мне? С ужасным предчувствием я запускаю один из роликов.

Молодой человек, бурно жестикулируя, что-то рассказывает, и закадровый голос переводит:

– Я стоял вон там, и мне слышно было самолет, он шумел больше, чем обычно, и я посмотрел вверх и увидел его, он летел очень низко. Я знал, что в этот момент он должен быть выше, я часто за ними наблюдаю, часто вижу их сразу после взлета. Но этот не поднимался выше, как должен был, он словно замер посреди неба. И потом он упал.

Кровь так громко стучит у меня в ушах, что я с трудом улавливаю смысл его слов. «Я знал, что в этот момент он должен быть выше, я часто за ними наблюдаю, часто вижу их сразу после взлета». Но самолет, который разбился, тот самый, на котором должна была лететь Марни… он же разбился через двадцать минут после взлета. Я помню свои подсчеты: самолет разбился в одиннадцать пятьдесят пять, через двадцать минут после намеченного времени вылета. Время вылета было одиннадцать тридцать пять. Почему же человек на видео говорит, что он упал сразу же после взлета?

Пальцы у меня трясутся, я с трудом удерживаю телефон. Возвращаюсь к новостному сообщению, изучаю текст, отчаянно пытаясь найти какую-то информацию, которая подтвердила бы – да, я прав, а все остальные ошибаются, самолет рухнул не сразу после взлета, а уже через двадцать минут после того, как поднялся в воздух. И вижу это, черным по белому: «Самолет рухнул через три минуты после вылета из Каирского международного аэропорта». Я цепенею. Единственный вариант, при котором он мог упасть сразу после взлета… это если он вылетел позже намеченного.

У меня перехватывает дыхание. Комната вращается вокруг меня. Я закрываю глаза, приказываю себе собраться. Нельзя впадать в панику. Все будет нормально, мне просто надо высчитать время, когда на самом деле поднялся в воздух этот самолет. Похоже, я не в состоянии проделать простую арифметическую операцию. Я заставляю себя сосредоточиться. Итак, самолет разбился через три минуты после начала полета. Я знаю, что он разбился в одиннадцать пятьдесят пять. Значит, надо просто вычесть три из одиннадцати пятидесяти пяти, чтобы получить реальное время вылета. Пятьдесят пять минус три. Получается пятьдесят две минуты. То есть самолет вылетел не в одиннадцать тридцать пять, а в одиннадцать пятьдесят две, с задержкой в семнадцать минут. А рейс, которым Марни летела из Гонконга? Он должен был прибыть в Каир в десять пятнадцать. Но авиаприложение, с которым я до этого сверялся, подтвердило, что ее рейс прибыл в одиннадцать двадцать пять. Если самолет Каир – Амстердам вылетел только в одиннадцать пятьдесят две, значит…

К горлу подступает рвота. Метнувшись в ванную, я встаю над раковиной, уцепившись за нее руками, и пытаюсь справиться с тошнотой. Я гляжу на свое лицо в зеркале, отчаянно ища, за что бы зацепиться, как не позволить захлестнувшей меня панике выйти из-под контроля. Что, если Марни успела на этот рейс? Но она не могла. Я бы знал. Я бы почувствовал, если бы с ней что-то случилось. Она – часть меня, и я бы это знал. Марни в безопасности. Наверняка. Так должно быть.

Такое ощущение, что из всех пор у меня сочится пот. Я почти задыхаюсь от жара. Сдираю с себя одежду. Пуговица на джинсах слишком тугая для моих пальцев. Но наконец я стою совсем голый. И весь трясусь. Открываю дверцу душа и шагаю, нет, почти падаю внутрь. Слепо нашариваю регулятор крана. Вода низвергается вниз, колотит меня по темени, наполняет рот, нос, глотку, пока инстинкт не вынуждает меня сделать вдох. Я в состоянии внутренне твердить лишь одно: Марни в безопасности, так должно быть, Марни в безопасности, так должно быть.

Заставляю себя вылезти из душевого отсека, заворачиваюсь в полотенце. Из сада доносится взрыв музыки, втаскивающий меня обратно в реальность. Нет, я больше не могу себя обманывать. Возможно, Марни вовсе не в безопасности. Возможно, она успела на этот страшный рейс. У нее было не десять минут, а целых двадцать семь.

Если только ей не пришлось переходить в другой терминал. Я не знаю, сколько вообще терминалов в Каирском аэропорту, один или больше. Но я могу выяснить. Сидя на изогнутом краю ванны, я берусь за телефон и набираю в строке поиска «сколько терминалов в каирском аэропорту». Тут же появляется ответ: «ТРИ». Я чуть не разражаюсь истерическим хохотом: они будто нарочно использовали прописные буквы, чтобы меня успокоить. Теперь остается лишь удостовериться, что рейс, которым Марни летела из Гонконга, прибыл в Каир на один терминал, а рейс Каир – Амстердам отбыл с другого.

– Ну пожалуйста, – бормочу я. – Пусть это будет другой терминал. Пожалуйста.

Вначале я нахожу первый рейс, из Гонконга. Он прибыл в терминал 3. Потом я ввожу номер рейса авиакомпании Pyramid Airways. Затаив дыхание, жду результата.