Тому, кого Люку меньше всего хотелось видеть, особенно в таком настроении.

– А-а, Люк! – насмешливо протянул Сильвио. – Прекрасный день, не так ли? Очень жаль, что вы проводите его в одиночестве.

Говоря это, он одновременно поднял фотоаппарат и сделал несколько снимков. Люк не стал ни отвечать ему, ни менять выражение лица.

– Решили сегодня изображать гордого молчаливого принца? – ухмыльнулся Сильвио. – Никакой брани? Никакого рукоприкладства? Я разочарован.

Люк подошел ближе. Ему хотелось разорвать гнусного типа на куски и скормить бездомным псам, но вместо этого он остановился в нескольких футах от Сильвио и холодно на него посмотрел.

– Я еще не видел подробности своей личной жизни в новостях, – сказал он. – Ты меня разочаровал, Сильвио.

– Это лишь вопрос времени, – заявил папарацци. – Нет ни одного места на земле, где вы могли бы от меня спрятаться. Я слежу за каждым вашим шагом. Несмотря на все ваши деньги и власть, вы не можете меня контролировать.

Люк ожидал, что сейчас его захлестнет привычная волна гнева, но этого не произошло. Он подумал о Габриель. О том, что скандальные фотографии нигде не появились и даже слухов об их существовании не ходило. В прессе вообще не было новых слухов ни о его браке, ни о его жене. Вот тут-то Люка и осенило, что никаких фотографий не существовало. Сильвио все выдумал, а он поверил, что Габриель его предала. Ведь прежде его много раз предавали.

Он вспомнил, как она на него смотрела в вечер их расставания. Ее глаза были такими большими, такими умоляющими.

Я люблю тебя. Эти слова беспрестанно звучали у него в голове.

– Вы язык прикусили? – поддел его Сильвио.

– Какая у тебя скучная и пустая жизнь, Доменико, – спокойно ответил Люк, глядя на Сильвио, как на мерзкого таракана. – Я постараюсь путешествовать по более интересным местам, чтобы внести в нее разнообразие.

Презрительно усмехаясь, Сильвио сделал еще несколько снимков.

– Какой заголовок вам больше нравится? «Мультимиллионер Люк Гарнье, обманутый женой, зализывает сердечные раны»? – пробормотал он. – Или, может, «Гарнье, преданный женой, ищет забвения в римских оргиях»?

Люк поднял бровь.

– До сего момента я даже не подозревал, что ты так мной одержим, – ответил он, удивляясь собственному спокойствию. – Как печально. Вдруг со мной что-нибудь случится? Ты же этого не переживешь.

– Вам не следовало меня бить! – яростно бросил Сильвио. В его тоне слышалась многолетняя обида.

– А тебе не следовало лезть ко мне с камерой в минуту личного горя, – спокойно сказал Люк. – И тем более называть мою мать шлюхой.

– Говорят, мужчины выбирают себе в жены женщин, похожих на их матерей. – Сильвио улыбнулся, обнажив желтые зубы.

Первой мыслью Люка было заехать ему кулаком по лицу, но потом он лишь улыбнулся про себя. «Я не такая, как твоя мать», – сказала Габриель. И теперь он был абсолютно уверен, что это действительно так.

– Ты называешь мою жену шлюхой? – мягко спросил он.

Он даже не мог злиться на Сильвио, поскольку это был полный абсурд. Разумеется, Габриель была невинной. Люк был единственным мужчиной, который к ней прикасался. Он даже учил ее целоваться.

– Принцесса? Полагаю, нет, – ответил папарацци. – Но она так испугалась, когда я ей сказал, что у меня есть запись вашей близости с Розалиндой… Даже заплатила мне десять тысяч фунтов, чтобы ее уничтожить. – Он рассмеялся. – Будь у меня действительно такое сокровище, разве я продал бы его за гроши?

Люк задумчиво посмотрел на Сильвио. Как он мог его винить? Он сам был виноват в том, что под влиянием своих страхов сделал неправильные выводы. Габриель не хотела причинить ему вред. Она отличалась от всех, кого он знал. Между ней и омерзительным типом, стоящим перед ним, не было ничего общего.

– Это твоя месть? – спросил он папарацци.

– Я не нуждаюсь в мести, – усмехнулся тот. – У меня есть десять тысяч фунтов. Вы снова меня ударите? Сломаете мне нос? Интересно, сколько денег я в таком случае смог бы у вас потребовать в суде в качестве компенсации за нанесенный мне ущерб? Знаете, денег никогда не бывает достаточно.

Люк рассмеялся.

– У тебя не будет повода подавать на меня в суд, – сказал он, затем обошел Сильвио и направился к подъезду. – Непременно напиши о нашей сегодняшней встрече. Выстави себя идиотом перед всей Европой. Желаю тебе удачи, – бросил он через плечо.

Сильвио пробормотал ему вслед ругательство, но Люк не стал останавливаться. Ему было все равно. После многолетних преследований Сильвио наконец перестал для него существовать.

Сейчас его больше интересовало то, что он назвал Габриель «моя жена». Никакого прошедшего времени.

* * *

Она прибыла в Рим, полная воспоминаний.

Сейчас это была уже не та Габриель, которая сбежала из Миравакии в Рим в день собственной свадьбы.

Как столько всего могло измениться за такое короткое время? Сейчас Габриель была настроена до последнего сражаться за мужчину, от которого тогда сбежала. Любовь к Люку горела внутри нее ярким пламенем, хотя она все еще злилась на него за то, как он с ней обращался в день их расставания. Как она могла так сильно измениться?

Габриель едва узнавала себя.

Рим был таким же, как прежде. Он встретил ее привычным шумом и суетой. Она любила этот древний город под лазурным средиземноморским небом.

Ей не составило труда узнать, куда отправился Люк. Он говорил ей, что предпочитает Рим другим городам и ездит туда, когда хочет побыть наедине с самим собой.

Его помощник Алессандро сказал ей, что его нет в Париже, и Габриель жадно за это уцепилась. Определенно, если бы она ничего для него не значила, Люк не заметил бы ее отсутствие и как ни в чем не бывало вернулся бы к работе.

Но тот факт, что его не было в парижском офисе, вселил в нее оптимизм. Он напомнил ей о том, что сказал ей Люк во время их путешествия по калифорнийскому побережью.

Они неспешно брели по извилистой тропинке в скалах в Биг-Сур, любуясь огромными деревьями и изрезанной береговой линией, о которую с грохотом бились волны Тихого океана.

– Я предпочитаю Рим другим городам, – сказал Люк. – Там я чувствую себя дома.

– В таком случае почему ты не ездишь туда чаще? – спросила Габриель, услышав в его голосе грусть.

– Мой офис находится в Париже. – Он пожал плечами и слегка нахмурился, словно не понял ее вопроса. Словно в жизни не было ничего важнее работы.

Тогда она спросила себя: почему внутри него такой разлом? Почему работа и дом находятся по разные стороны этого разлома? Ей захотелось как-нибудь его утешить, хотя она чувствовала – ему это не понравится. Сейчас она задавалась вопросом: почему тогда ей не пришло в голову, что он работал как проклятый, поскольку ничего другого не знал? Он даже не знал, что нуждается в поддержке.