— Я не отвлекаю тебя? Ты можешь говорить? — спросила Ирина своим самым нейтральным, самым ласковым голосом.

— Ира? — в голосе Пети явственно слышались панические нотки.

— Я. мне нужно с тобой поговорить. Очень нужно, — она почувствовала, что от одного звука его голоса у нее начинают дрожать губы.

— О чем? Ира, я сейчас не могу. Я на работу еду. Ты могла вообще застать меня дома! — Петр был возмущен.

— Я не знаю, что мне делать с квартирой! — растерянно пробормотала она. — Ты заплатил за прошлый месяц. Зачем? Ты собираешься платить и дальше? Ты хочешь, чтобы я оставалась здесь? Я ничего не понимаю!

— О, Иришка, — Петр покачал головой и снизил скорость, чтобы припарковаться. Голос Ирины, действительно, заставил его сердце биться сильнее. Ее любовь, безусловная и сумасшедшая любовь глупой молоденькой девочки — как ему ее не хватало! В усердных попытках слепить осколки разбитой чашки они с женой смотрели друг на друга, как на мины замедленного действия. У них все хорошо получалось. Они были взаимовежливы, интересовались друг другом, шли навстречу. А ему снился секс с Ириной. И ее длинные рыжие волосы, намотанные на ладонь. Ее горящие от подлинной страсти глаза. Почему он заплатил за квартиру — он не знал.

Нет, знал прекрасно. Да, он хотел ее удержать. Но теперь, когда она позвонила, отчетливо понял, что это была ошибка. Слишком высок был риск. Если жена заподозрит что-то сейчас… он уже прошел это один раз, он знал, как плохо это — оказаться в водовороте развода. Имущество, дача, две машины. Сын, который отбился от рук. Общие друзья. Нет, Ирина не стоила всего этого. К тому же жена была теперь беременна, и то, ради чего они примирились, согласились забыть многое и простить еще большее, обрело реальный смысл. Нет, он не мог так рисковать.

— Ты можешь ко мне заехать? Нам просто нужно поговорить! — Ирина умоляла. Безумные надежды сливались внутри нее с таким же безумным отчаянием. И она понимала, как бесполезно это все, и знала, что это просто нелепо — вот так валяться у кого-то в ногах, но ничего не могла с собой поделать. Она любила его настолько сильно, насколько не любила саму себя, а себя она порой просто ненавидела. Такой безнадежно одинокий человек, как она, не может выбирать. Он берет то, что дают, а отдает все без остатка. Она хотела вернуть Петра.

— Я приеду. Ты сейчас дома? — спросил он, осторожно отъезжая от тротуара. Он посчитал, что до работы у него еще есть в запасе часик, а пробки небольшие. К тому же он может сказать, что заехал в банк проверить кое-что. Да, это было нехорошо, но соблазн был слишком велик.

Потом он пожалел об этом. Ирина была невыносимо хороша, невыносимо готова на все. Ее глаза горели огнем человека, приговоренного к расстрелу, она буквально бросилась к нему в объятия, разве мог он устоять?

— Я не могу без тебя. Не могу! — сказала она, прижимаясь своим идеальным молодым телом к его неидеальному, с начальными признаками артрита и небольшим ожирением в области живота.

— Мы не можем быть вместе, — грустно сказал он. — Я больше не могу обманывать жену.

— Но… разве прямо сейчас ты не обманываешь ее? — Она села на кровати и прикрыла обнаженную грудь руками. Ее щеки загорелись румянцем стыда и обиды. Она поняла, что Петр ничего не имел в виду, что это была только маленькая прощальная эскапада.

— Я человек, я слаб. Но больше мы не увидимся. Я позвонил квартирной хозяйке. Ты можешь жить здесь еще месяц.

— Ты не можешь меня бросить!!! — она вскочила и принялась лихорадочно натягивать на себя одежду, будто это были латы и кольчуга.

— Ирина, моя жена ждет ребенка.

— Что? И ты пришел сюда? — она ахнула и скривилась, словно от внезапной острой боли. — Зная, что я буду надеяться?

— Мне пора. Прощай, Иришка, — он быстро оделся, на ходу бросая скупые слова. Он был сух и деловит, а выходя из квартиры, вдруг обернулся и попросил не держать на него зла. Когда дверь за ним закрылась, Ирина увидела на зеркальном столике в прихожей какие-то купюры, какие-то деньги — всего тысяч восемь или девять. Зачем они тут, она не поняла, но вдруг почувствовала себя такой омерзительной, такой грязной — чуть ли не проституткой. Зачем она позвонила ему? Зачем звала, зачем приняла и отдалась ему снова? Только теперь она вдруг с полнейшей ясностью увидела, кто именно был у нее, кто был с ней все это время.

— Похотливый кобель! — крикнула она, и все ее существо наполнилось ненавистью. Ей захотелось мести. Захотелось чего-то большого и ужасного, а одновременно с этим ей вдруг захотелось умереть или хотя бы уснуть — надолго, если не навсегда. Пропасть в глубинах собственного сознания, чтобы пережить как-то этот ужасный момент. Ее никто не любит, она никому не нужна, даже самой себе. Даже своим родителям она никогда не была нужна, что бы они там ни говорили. Она — призрак, дурацкий системный сбой. Пора немедленно перестать быть наивной дурой, пора бы уже начать думать о себе, начать жить для самой себя, как это делают все вокруг!

Вот тут она и позвонила Григорию. Она давно знала, что Григорий мечтает затащить ее в постель. Так же как и то, что ничего другого этому красивому мужчине от женщин не нужно. В этом смысле он был даже более честным-благородным, чем Петр. Он не делал вид, что это любовь, он не говорил никаких правильных, романтических слов, не строил из себя бог весть кого. Жил для себя, как хотел и как мог. Занимался бессмысленными делами, производил на свет какие-то дикие, никому не нужные телевизионные программы, получал большие деньги за это, ел мясо и никак не задумывался о голодных детях в Уганде.

— Так и надо! Так и правильно! — крикнула Ирина самой себе. Слезы просохли, она решила идти и делать то, что хочет. Переспать с этим продюсером, может быть, даже согласиться сниматься у него в одной из этих дурацких программ, жеманничать и покрывать лицо слоем грима.

— Алло? Ты занят? — спросила она и дальше шла к нему, как партизан, попавший в плен и знающий, что его теперь ждет неминуемый расстрел. Ирина упала с небес на землю, и свое падение на бампер длинной, цвета темной, венозной крови машины она начала с того момента, как набрала Гришкин номер. Возмездие было ниспослано незамедлительно. Небеса не смогли смотреть на то, что она творит. Они не дали ей воплотить в жизнь свои решения, не допустили этого. Они подкинули ее вверх, прокрутили вокруг себя, показали мир, лежащий внизу, а потом обрушили на нее, как кару небесную. Провидение было к ней безжалостно, оно вознамерилось показать ей ее место — оно показало его, и никаких сомнений в этом не было. Григорий был тут ни при чем, и когда он сидел рядом с ней на краю ее больничной койки и просил прощения, говорил, как ему жаль, как все будет хорошо, как он сделает все возможное, чтобы поставить ее на ноги, она хотела рассмеяться ему в лицо и сказать, что это из-за нее он оказался в такой ситуации. Что его рикошетом зацепило ее собственной кармой. Не стой под стрелой! Но она не могла ничего сказать. Она была в коме. Потом, когда она из нее вышла, началась депрессия.

Впоследствии она изменила свое мнение. Она подумала, что, если бы Всевышний (или кто там еще сверху, алло?!) хотел покарать только ее, он бы нашел способ справиться с этим, не задев больше никого. А раз он оказался там вместе с ней, раз это был своего рода их общий час расплаты — это что-то да значит. Просто она еще не совсем понимала, что именно. Понять волю космического разума — не самая простая штука, но у Ирины было предостаточно времени, чтобы подумать об этом. И вот настал день, когда Григорий вдруг заявил, что не оставит ее в таком положении и будет заботиться о ней до самого конца.