В феврале 1966 года я как советский представитель участвовал в проведении немецкими друзьями (в рамках учёбы по теме сохранения традиции антифашистской борьбы) встречи с Максом Кристьянзеном– Клаузеном, а затем отвёз его в столицу ГДР.

Он после освобождения из японской тюрьмы жил вместе с женой и соратницей по разведработе Анной Жданковой в Восточном Берлине. Японская контрразведка её не арестовала в расчёте на использование в качестве «наживки» для наших разведчиков. И действительно, ловушка самураев чуть было не сработала: по указанию из Москвы сотрудник военной разведки, назовём его Петровым, работавший под дипломатическим прикрытием в Токио, посетил квартиру радиста, за которой велось круглосуточное наблюдение. Но в это время сотрудники японской «наружки», на счастье Петрова, пошли пообедать и его не зафиксировали. Окончательно спасла его Анна Жданкова, которая сказала, чтобы он быстро уходил, так как здесь опасно. Уже в Москве Анна Жданкова пояснила, что она по плохому английскому языку, который использовал Петров, желавший якобы снять квартиру, и его неопрятному внешнему виду (помятые и неглаженые брюки, нечищеные ботинки, взлохмаченные волосы на голове) поняла, что он русский.

Так избежал ареста Петров, который затем стал генералом военной разведки. Судьба ему улыбалась, наверное, ещё и не один раз до выхода в отставку.

Считается, что раскрытие резидентуры «Рамзая» было вызвано арестом её сотрудника – японского коммуниста Мияги, который, конечно, имел в Токио контакт с резидентурой, которая сама не раз собиралась вместе.

Изучив довольно много опубликованных в СМИ материалов о деле «Рамзая», включая серьёзную монографию «Операция “Рамзай”», одним из авторов которой является авторитетный военный историк Гаврилов В. А., я думаю всё-таки иначе. Наиболее реальной причиной провала стали ошибки Центра и самой резидентуры в личной связи, причём не только в Японии, но и ранее в Шанхае.

Приведу в связи с этим отрывок из материала «Шанхайская дуэль Рихарда Зорге», опубликованного в газете «Труд» (№ 5 за 5 мая 2007 года):

«…Утром 10 января 1932 года на стол начальника контрразведки шанхайской муниципальной полиции англичанина Томаса Гивенса лёг отчёт о результатах слежки за гражданином Германии Освальдом Дёницем. Подозревали, что под этим именем скрывается прибывший из Москвы представитель Коминтерна Карл Лессе. В отчёте сообщалось, что агентам контрразведки удалось зафиксировать конспиративную встречу Дёница с неким доктором Рихардом Зорге и теперь появились основания подозревать последнего в том, что он советский агент.

Многолетний опыт борьбы с «агентами Коминтерна» в Шанхае подсказал Гивенсу, что английская контрразведка вышла на крупную фигуру. Он вызвал инспектора Эвереста, который отвечал за разработку советских разведчиков, и поручил ему установить за Зорге плотное наблюдение.

Интуиция не подвела Гивенса. Зорге действительно был руководителем «нелегальной» резидентуры советской военной разведки в Китае. Однако англичане подозревали его всего лишь как одного из тринадцати «советских агентов» в Шанхае. Гивенс тогда не мог предположить, что завёл досье на человека, которого потом на Западе единодушно назовут одним из лучших разведчиков ХХ века…».

Доктор Рихард Зорге почувствовал, что ситуация вокруг него стала опасной, и по согласованию с Центром покинул 12 ноября 1932 года Шанхай, успев, впрочем, завербовать, в частности, и японского журналиста Ходзуми Одзаки, с которым продолжил работу в Токио.

В беседах со мной Макс Кристьянзен-Клаузен поделился некоторыми обстоятельствами провала резидентуры в Токио. Оказалось, что его арестовали при подготовке к сеансу связи, изъяв улики: аппаратуру, шифрматериалы и текст телеграммы для передачи в ГРУ. То, что он, с учётом этих улик, стал давать признательные показания, спасло ему и его жене жизнь. Как я понял, он чувствовал свою вину за это. Неожиданно для меня Макс Кристьянзен-Клаузен спросил: «Как вы могли расстрелять такого человека, как Ян Берзинь?» (Берзинь Я. К., один из руководителей РУ Генштаба РККА, непосредственно работал с ним перед выездом в Китай.) И заплакал. Ответить ему мне было трудно, поэтому я сказал, что мне ничего неизвестно, но репрессированных и реабилитированных много.

Макс Кристьянзен-Клаузен много выступал со своими воспоминаниями о работе вместе с Рихардом Зорге. В буклете, подготовленном немецкими друзьями к 50-летию образования Советского Союза, он написал (перевод мой):

«Дорогие товарищи и друзья!

Я с радостью веду обширную работу по сохранению традиций немецко-советского боевого содружества на невидимом фронте.

По зову сердца, а также от имени моей верной боевой подруги Анны я выражаю моим верным друзьям и товарищам – советским чекистам – самые братские боевые приветы и самые сердечные поздравления с 50-й годовщиной образования СССР.

Анна и Макс Кристьянзен-Клаузен».

Память о подвиге доктора Рихарда Зорге хранило и Главное управление «А» МГБ ГДР, в котором, когда я при его руководстве был офицером связи, мне нередко вручались на торжественных мероприятиях книги о «Рамзае» и его портреты. Однажды я получил особый подарок – фотографию бюста доктора Рихарда Зорге от его автора – сотрудника управления товарища Рудольфа Кузе (сам бюст был установлен в здании разведки). Рудольф Кузе написал на фотографии: «В знак прочной дружбы тов. Воропаеву от тов. Рудольфа Кузе. Берлин, 15.2.1974».

Я предполагаю, что в личном деле резидента «Рамзай», которое военные разведчики давно и основательно засекретили и хранят в своём архиве, есть материалы, которые содержат существенные детали провала их легендарной резидентуры. Тайной покрыты не только причины ареста и гибели сотрудников резидентуры «Рамзая», но и имена тех руководителей военной разведки, которые были ответственны за это.

Понять коллег из военной разведки несложно: упреждающие данные «Рамзая» о гитлеровских планах агрессии против СССР и политике императорской Японии во время Второй мировой войны подтверждены. Они, однако, противоречили анализу военной разведки, заключившей, что войны с немцами весной 1941 года не будет. В её докладе высшему руководству страны, подписанному Голиковым В. М. 20 марта, военно-стратегическая обстановка на новой после 1939 года границе не характеризовалась как угрожающая. Более того, в ней содержался такой вывод: «…Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки».

Это противоречило реальной ситуации и фактам, но соответствовало точке зрения Сталина. Я читал одну статью, опубликованную в России ветераном военной разведки, по-моему, в начале XXI века, в которой автор совершенно напрасно, как я полагаю, напрягал свой аналитический ум, чтобы доказать правоту данного вывода Голикова В. М. Ну, есть же русская поговорка «Что написано пером, не вырубишь топором»! Да и можно ли считать, что Великая Отечественная война с нацистской Германией, действительно, в 1941 году не начиналась, а имела место дезинформационно-провокационная акция противников Советского Союза? Судить об этом может любой читатель.