Мэдди опустилась на койку.

— Что он сказал о капитане Монтгомери?

— Сказал, что возьмет ружье, с которым ходят на бизона, чтобы уж наверняка прикончить этого длинного типа, такой он растакой.

Мэдди прикрыла лицо руками.

— Что мне делать? Завтра после выступления я должна буду отправиться в горы, туда, где у нас с ним назначена встреча. И мне обещали, что я увижу там Лорел. В таких обстоятельствах я не могу раздражать этого человека. Раздражать его! — проговорила она с горечью. — Он мне уже сказал, что с Лорел… что Лорел… нет, не хочу об этом даже думать! Придется сделать все так, как он сказал.

— Смотрите тогда, чтобы этот ваш армейский дружок не увязался вслед за вами в горы. Между прочим, коротыш тоже задает вопросы.

— Коротыш?

— Тоби. Он так и ходит кругами вокруг Фрэнка с Сэмом, да и вокруг меня тоже, пытаясь выведать что-либо о вас.

Мэдди поднялась и подошла к стене палатки. Что ей делать? Что она может сделать? «Каким-то образом, — подумала она, — я должно от него избавиться. Я не могу сказать ему, что происходит, так как он непременно захочет вмешаться. А этого-то я и боюсь». К тому же после всех своих неудач в последние дни он будет теперь вдвойне бдительным. И ему каким-то образом удалось ее разыскать, хотя никто не видел, как ее увозили пьяные старатели. Если однажды он уже смог ее найти, то сможет найти и снова, только на этот раз ему придется иметь дело не со старателями, желавшими лишь послушать ее пение. Сейчас его будут поджидать люди, которые похитили Лорел.

— Что вы решили делать? — спросила Эдит.

— Пока не знаю. Мне надо как-то заставить его остаться здесь, когда я послезавтра поеду в горы.

— У меня еще есть немного опиума.

— Он не станет ни пить, ни есть за моим столом.

— Может, стукнуть его как следует по голове?

— Мне не хотелось бы причинять ему боль. Она вспомнила, как Монтгомери отдал ей все одеяла, а сам просидел всю ночь под деревом, дрожа от холода. Он действительно пытался лишь защитить ее.

— Как насчет женщин? Я могла бы привести пару девочек, и мы вместе…

— Нет!

Эдит бросила на нее быстрый взгляд.

— Жаль, что вы сами не можете провести с ним ночь.

— Мне сейчас не до того, чтобы соблазнять мужчин. Хотя… — Мэдди подумала, что было бы совсем неплохо, если бы он стал ей больше доверять. — Так ты говоришь, Тоби задает вопросы?

Попытаюсь-ка и я, в свою очередь, задать ему несколько. А теперь иди и накрывай стол к ленчу. Я лучше соображаю на сытый желудок.

У Эдит уже были куплены цыплята, которых она обварила кипятком, ощипала, почистила и обжарила в горячем масле. Мэдди пригласила Тоби разделить с ней ленч и не позволила ему сидеть нигде, как только за столом вместе с ней.

— Вы ведь давно знакомы с капитаном, Тоби? Пожалуйста, берите еще цыпленка.

— Уже десять лет. Я, пожалуй, возьму еще одного, с вашего позволения, мэм.

Она постаралась улыбнуться как можно более любезно.

— Расскажите мне о нем.

Тоби даже не поднял головы. Он привык к тому, что женщины постоянно расспрашивают его о ‘Ринге. Если бы он хоть немного был склонен к полноте, то от всей той еды, которой его потчевали женщины, стремившиеся завоевать ‘Ринга, давно бы уже превратился в бочонок на ножках. Поначалу во время таких разговоров Тоби чувствовал себя как в западне, так как, с одной стороны, понимал, что не должен ничего рассказывать о ‘Ринге, но, с другой — ему совсем не хотелось потерять такой источник снабжения.

— А чего рассказывать. Он такой же, как и другие мужчины.

— Но не у всех отцы нанимают человека, чтобы тот познакомил их сыновей с жизнью.

Тоби был поражен:

— Он вам об этом сказал?

— Да. Не стесняйтесь, мажьте больше масла на булку. Меня удивляло, почему он не… Вернее, я хочу спросить, почему он не обращает никакого внимания на женщин?

— Я и сам не понимаю, — ответил Тоби.

— Может, это разочарование в любви? Он кого-то любил, но не смог по какой-то причине быть с ней вместе?

— Вы хотите сказать, как в этих песнях, которые вы поете? Нет, ничего похожего. Он просто не обращает на женщин внимания, и все. Вы даже представить себе не можете, на что некоторые из них пускались, только бы его завлечь, но все без толку.

— Берите еще помидор. Может, это отсутствие всякого интереса к женщинам у них семейная черта?

— Нет, мэм. Поэтому-то его отец так и тревожился. Все шесть братьев парня действительно интересуются девушками. Даже самые маленькие из них. Хотя, может, дело тут в том, что мальчик самый некрасивый в семье.

Она застыла, не донеся до рта вилку.

— Вы хотите сказать, что капитан Монтгомери некрасив?

— Верно, мэм. Его братья никогда не давали ему об этом забыть, поминутно хвастаясь, что они намного красивее своего старшего брата.

И тут только Мэдди сообразила, что, несмотря на невинное выражение лица, Тоби, конечно же, над ней подшучивал. Она снисходительно улыбнулась.

— Если его не интересуют женщины, что же в таком случае его интересует?

— Долг. Честь. И все остальное в том же роде. — Тоби произнес это так, будто говорил о самых отвратительных чертах. Затем, откусив кусок хлеба, поднял на нее глаза и спросил: — Он вас интересует?

— Конечно же, нет. Мне просто хотелось знать, можно ли ему доверять.

Тоби положил хлеб на стол, и, когда вновь поднял на нее глаза, взгляд его был необычайно серьезен.

— Ему можно доверять. Вы можете доверить ему даже свою жизнь. Если он сказал, что защитит вас, он так и сделает. Прежде чем с вами что-нибудь случится, парень будет мертв.

Мэдди нахмурилась:

— Надеюсь, он не станет делать ничего незаконного.

«Как, например, — подумала она с горечью, — мешать территории сделать свой выбор между свободой и рабством».

— Черт, конечно же, нет! О, простите меня, мэм. Да он скорее согласится подвергнуться пыткам, чем сделать что-нибудь дурное. — Тоби усмехнулся. — Говорю вам, парень может кого угодно довести до белого каления. Он не врет, не обманывает, не делает ничего, что было бы против Божеских или человеческих законов.

Мэдди слабо улыбнулась. Все так, как она и думала. Знай капитан Монтгомери о письмах, то наверняка выдал бы ее своим начальникам в армии и сам отвез в столицу, где она предстала бы перед судом по обвинению в государственной измене. А он, наверно, лишь сказал бы, что благо страны дороже блага одного ребенка.

— Вы, похоже, о чем-то задумались, мэм?

— Да, Тоби.

— Он хороший мальчик. Вы можете доверить ему даже собственную жизнь.