— Гм… нет, мы забыли это сделать, — признался Фредрик.

— Вы что-нибудь положили на могилу?

— Нет, тоже забыли, — пристыженно ответила Паула. — Мы были так опечалены и потрясены, знаешь ли.

— Наверное, вам никогда не приходилось хоронить животных, — рассудительно заметил Фабиан. — Но мы еще можем спеть. В саду много цветов, мы можем положить их на могилку.

Мальчик был так воодушевлен, что родители не могли сдержать улыбки. Он отреагировал на смерть собаки совсем не так, как они ожидали. Вместо того чтобы оплакивать мертвую собаку, он думал о достойном погребении.

Фредрик нашел в сарае две планки, помог Фабиану отпилить два подходящих куска и сколотить крест. Потом они нарвали большой букет садовых цветов и всей семьей отправились к холмику, насыпанному на краю поля.

По дороге Фредрику вдруг пришло в голову, что они могут и не найти холмик. Он хорошо знал, как обманчиво восприятие в ранние утренние часы, когда трудно отличить явь от сновидения. Но рядом была Паула, а это — гарантия реализма.

Вот и холмик. Что может быть вещественнее, чем свеженасыпанный холм свежевырытой, влажной и темной пахотной земли?

Придав личику торжественное выражение, Фабиан воткнул в холмик самодельный крест, а Паула положила рядом цветы. Потом Фабиан достал из кармана игрушечные фигурки и воткнул их в землю вместе с крупинками собачьего корма. Потом он отступил на шаг и в быстром темпе запел: «Прими мои руки». Едва он допел эту песню, как сразу затянул вторую. На этот раз — детский церковный гимн, которого Фредрик никогда не слышал. Потом последовало еще много песен — все церковного содержания. Фабиан пел их громко, энергично и с большим чувством. Фредрик и не догадывался, что у сына такой богатый репертуар церковных песнопений. Видимо, он выучил их на детских утренниках в доме общины, куда он ходил пару недель в ожидании места в детском саду.

Фредрик удивленно прислушивался к звукам сильного звонкого голоса, наблюдая сцену, участником которой был.

Светловолосая супруга в голубом летнем платье с младенцем на руках. Поющий белокурый ангелочек. И он сам — солидный отец семейства. Убранный цветами могильный холмик с неуклюжим самодельным крестом. А вокруг — волнующиеся поля, лес и бескрайнее синее небо. Прекрасно и трогательно. Совсем не похоже на паническое утреннее погребение.

Потом у него возникло такое чувство, что на них кто-то смотрит. Он обернулся к лесу. Солнце ослепило его, и он прикрыл глаза ладонью. Вокруг никого не было.

Им надо было выполнить еще одну неприятную обязанность. Надо было позвонить Бодиль в Кассель и сообщить ей о происшествии.

Своим звонком Фредрик застал ее в большом выставочном зале. Она была так возбуждена потрясающим культурным событием, что Фредрику потребовалось довольно много времени, чтобы перейти, наконец, к делу. Он рассказал Бодиль ту же историю, какую Паула сочинила для Фабиана: машина на бешеной скорости, вокруг никого; мгновенная смерть.

Бодиль, вопреки ожиданию, восприняла новость очень сдержанно.

— О, это действительно печально, — сказала она таким тоном, словно речь шла о престарелой тетушке дальнего родственника, которая, наконец, мирно отошла в мир иной. — Должно быть, для вас это было ужасно. Как любезно с вашей стороны, что вы его похоронили.

Наверное, потрясение наступит позже, когда она уйдет с выставки, подумалось Фредрику. В мире замурованных женщин, утопленных в аквариуме мальчиков-хористов, замученных в опытах медвежат и косынок, вымазанных кровью больных СПИДом, какая-то задавленная собака смотрелась на удивление тривиально.

Два дня спустя приехала Бодиль на своем красном «гольфе». Фредрик пошел с ней на опушку леса по ту сторону дороги и показал могилу Леонардо.

Он жалел теперь о выбранном месте. Надо было закопать собаку на участке. В конце концов, здесь земля какого-то крестьянина, и к тому же неизвестно, как подействует разлагающийся собачий труп на рожь, которая предназначена в пищу людям. Может быть, пса вообще не надо было хоронить, а просто выбросить… но куда? На свалку?

Когда они подошли к холмику с крестом и увядшими цветами, Бодиль разрыдалась. Фредрик беспомощно положил ей руку на плечо.

— Мне очень жаль, Бодиль, — пробормотал он.

Обняв ее, он привел Бодиль домой.

— Мне так жаль, — повторил он. — Наверное, нам не надо было хоронить его здесь.

— Нет, нет. Могилка очень красива. Ты все сделал правильно, Фредрик. Скоро могила зарастет травой и полевыми цветами.

Она пошла в туалет и смыла потекшую от слез косметику. Вернувшись, она уже через силу улыбалась. Бодиль взяла корзинку, сумку с остатками собачьего корма и поводок.

— Я помогу тебе отнести вещи в машину, — торопливо предложил Фредрик.

— Нет, спасибо, я сама прекрасно справлюсь.

В дверях она обернулась и как бы между прочим пробормотала:

— Он обошелся мне в восемь тысяч.

— Ах, вот как.

О финансовой стороне дела Фредрик как-то не подумал. Но естественно, породистая собака стоит недешево.

— Я возмещу тебе ущерб! — воскликнул он, довольный тем, что сможет хотя бы деньгами искупить глупость, которую сделал, втолкнув собаку в каморку под лестницей. — Восемь тысяч? Так? У меня нет дома столько наличных, но…

Вдруг он вспомнил о деньгах, полученных от Квода за квартиру. Он положил их в ведро, стоявшее в каморке. Там они и лежали, так как Квод, видимо, не желал брать их назад. Фредрику тоже не нужны были деньги Квода.

Он вошел под лестницу. Деньги были на месте. Разве не справедливо, что Квод должен рассчитаться за убийство собаки?

Он взял из ведра восемь тысяч и протянул их Бодиль, подумав, что испорченные ножки стола, стулья и порванные ковры из краеведческого музея стоили намного больше восьми тысяч.

Бодиль энергично тряхнула головой:

— Нет, нет. Ты мне ничего не должен, Фредрик. Ни в коем случае.

С корзинкой в руке и сумкой через плечо Бодиль локтем открыла дверь и вышла. Она снова взяла себя в руки.

Фредрик проводил ее до машины. Он хотел открыть ей багажник, но Бодиль опередила его. Она села в машину и включила зажигание. Заведя мотор, она махнула Фредрику рукой из открытого окна, широко улыбнулась, словно забыла всякую печаль, вырулила на улицу и поехала в направлении города.

Фредрик остался стоять с купюрами в руках, чувствуя себя должником Бодиль Молин. Он вошел в дом и положил деньги в ведро.

Позже Фредрик думал о том странном утре, когда он и Паула завернули в ковер окровавленный труп собаки Бодиль и зарыли ее на опушке леса, и все происшедшее казалось ему кошмарным, нереальным сном. Вечером, после визита Бодиль, он попытался обсудить это с Паулой.

— То, что случилось с собакой… — начал он.