Даблицкий лес остался позади, потянулись застроенные особняками окраины Праги. Замелькали красные черепичные крыши. Минут через пять проехали окружную дорогу, и водитель включил радио. Салон наполнился бормотанием ди-джея и ревом псевдорока.

К тому моменту, когда впереди показался городишко Мельник, Семен едва не оглох.

– Где вас высадить? – поинтересовался водитель, сделав музыку чуть тише.

– Где-нибудь в центре, – отозвался Иржи.

Молодой пражский полицейский оказался в Мельнике первый раз, так что дорогу нашли не сразу, немного попетляли. Остановились на узенькой улочке у туристического информационного центра.

Чуть дальше она выводила на площадь, окруженную старинными зданиями, а влево уходила еще одна улочка. Светились яркие вывески расположенных на ней пивных.

– Спасибо, – кивнул Чапек. – Всего наилучшего.

– Спасибо, – поддержал его Радлов.

Они вылезли из машины. «Шкода» мигнула фарами и, не разворачиваясь, покатила обратно.

– Ты уверен, что нас тут не найдут? – Семен ткнул пальцем в сторону висевшей над дверью информационного центра камеры.

– Чтобы найти, нужно знать, где искать, – хмыкнул Иржи. – А для того, чтобы просмотреть изображение со всех камер Чехии, не хватит сил даже у АСИ с его огромными ресурсами. Так что успокойся.

– Э… ну ладно.

– Так, надо вспомнить, где этот пансион. Я там был один раз, на юбилее шефа… Ага, нам сюда, – и Чапек повернул на улицу, идущую прочь от площади. Но буквально через пяток шагов остановился. – Может, зайдем, подлечим нервы?

И он указал на дверь винарни.

– Почему бы и нет? – кивнул Радлов. – Я слышал, что местные вина известны по всей Европе.

– Причем многие сотни лет.

Они вошли, окунулись в кислый запах вина. Молодая женщина за стойкой встретила гостей улыбкой, сказала что-то. Два пожилых чеха, сидевших за одним из столиков, посмотрели в сторону чужаков неодобрительно, но тут же отвели взгляды.

– Пойду, закажу, – сказал Иржи, – а ты садись.

Семен устроился за угловым столиком и огляделся.

Из левой от входа стены выпирала огромная декоративная бочка, торчал блестящий краник. Стену напротив украшала большая фреска – замок над опускающимися по склону виноградниками. Над стойкой высовывались три винных пипы, блестели расставленные по полкам бутылки.

– Вот, – подошел Иржи с двумя округлыми бокалами на тонких ножках. – Для начала попробуем красного…

Вино оказалось терпким, с каким-то особенным, очень приятным привкусом. Оно быстро ударило в голову. Там зашумело, и Радлов ощутил, как напряжение уходит из сведенных мышц, как отступает страх.

– Занятно, – сказал он, допивая. – Как это вино называется?

– Какая разница? Его все равно можно купить только здесь, в Мельнике. Попробуем белое?

– Само собой.

Золотистое, с искоркой вино понравилось Семену несколько меньше. От третьего бокала он отказался.

– Как знаешь, – сказал Чапек. – В крайнем случае, можно будет еще и завтра заглянуть. А теперь пошли…

Они вышли из винарни, где попали под вновь начавшийся дождь. Под мерное шуршание падавших на землю капель прошли улицу до конца. Свернули направо, к заведению под зеленой овальной вывеской пива «Старе Брно».

– У пяти веселых монахов, – прочитал Радлов. – Нам точно сюда?

– Конечно, – Иржи взялся за ручку двери. – Три года назад, когда Купалову стукнуло шестьдесят, мы тут славно погуляли. Вон у того забора я, помню, как… хм, неважно.

За Чапеком перешагнув порог, Семен оказался в вытянутом, уставленном деревянными столами зале. С портрета, повешенного прямо напротив входа, на него с язвительной ухмылкой глянул толстый тип в лиловой сутане. Судя по всему, один из пяти веселых монахов.

– Добри ден, – поздоровалась возникшая за стойкой девушка.

– Добри ден, – отозвался Иржи и затараторил что-то по-чешски. Семен уловил, как несколько раз повторилось словосочетание «Пани Ганна».

На лице девушки отразилось изумление. Она тряхнула каштановыми волосами и ушла в дверь за стойкой. Быстро вернулась в компании солидной дамы в темном платье с белыми оборками.

Чапек заговорил вновь. Дородная, седовласая хозяйка пансиона, чье лицо пусть немного, но напоминало физиономию директора Ригеровского института, принялась слушать.

– Добрже, – сказала она, когда Чапек замолк, и перешла на английский. – Вижу, что вы голодны. Поужинайте, а мы пока приготовим комнату. Само собой, за счет заведения.

Она сказала что-то девушке с каштановыми волосами, и величаво, точно королева, удалилась.

– Вот такая она, пани Ганна, – прговорил Иржи. – Ей куда больше, чем брату, к лицу командовать людьми. Удивлена, конечно, нашим появлением, но ни на секунду не задумалась, помогать или нет.

– Э… а где у них тут можно помыть руки? – поинтересовался Радлов, беспомощно оглядываясь.

– Вон там, – и Чапек указал на неприметную дверь в дальнем конце зала.

В туалете Семена встретил очередной сюрприз – развешенные по стенам портреты коммунистических вождей. Он узнал Сталина, Мао Цзэдуна, Ульянова-Ленина, Климента Готвальда.

Когда вернулся к столу, там стояли кружки со светлым пивом и тарелки с острыми колбасками.

– Барон Тренк, – сказал Иржи, указывая на пиво. – За пределами Брно встречается так же редко, как тигр в Европе.

Пиво и в самом деле оказалось замечательным, но не привыкший к спиртному Семен после двух кружек отяжелел. С трудом проглотил колбаски, а уж карпа, тушеного в пиве, доедал через силу, не желая обижать хозяйку.

– Уф, наелся… – отодвинул от себя тарелку, глянул на Чапека, одолевшего свою порцию немного раньше.

– Вот и славно, – тот потер руки. – Где там пани Ганна?

Хозяйка пансиона подошла к столу несколькими минутами позже, словно ждала, когда о ней вспомнят.

– Прошу за мной, – сказала она.

Через дверь, у которой висел портрет второго монаха, более худого, но с большой кружкой, прошли на узкую и скрипучую лестницу. Поднялись на второй этаж и оказались в коридоре, чьи стены были обиты тонкими рейками.

Лампы на потолке силились разогнать царивший здесь полумрак, но без особого успеха. В стенах виднелись двери, тяжелые, старинные, по полу лежал темно-багровый, точно окровавленный ковер.

– Вот ваш номер, – пани Ганна остановилась у двери, на которой блестела цифра семь.

– Э… спасибо, – проговорил Семен, чувствуя, что готов задремать прямо тут, в коридоре, на ковре…

Веки тянуло вниз так, словно к каждому был привязан груз.