После этого туркам осталась только научная революция. Правительство признало в 1838 году: “Религиозное знание служит нашему спасению в будущей жизни, наука служит совершенствованию человека в этом мире”. Однако лишь в 1851 году было созвано Собрание по делам знаний (Энджюмен-и даниш), устроенное по образцу Французской академии (предполагалось, что его члены “весьма сведущи в учении и науке, поскольку прекрасно владеют одним из европейских языков”), а десятилетие спустя – Османское научное общество (Джемийет-и имийе-и османийе)[227]. Одновременно к западу от Стамбула было создано нечто вроде промышленной зоны, где разместили заводы по производству оружия и униформы. Казалось, что Турция наконец открылась Западу[228]. Ориенталист Джеймс Редхаус (его пригласили преподавать в военно-морской инженерной школе, Хендесхане-и бахри хумаюн, когда ему было 17 лет) многие десятилетия трудился над тем, чтобы перевести английские книги на турецкий язык и составить словари, грамматики и разговорники, которые сделали бы европейское знание доступным для турок, а заодно улучшили имидж их страны. В 1878 году Ахмед Мидхат-эфенди начал печатать газету “Толкователь истины” (Терджюман-и хакикат), в которой публиковал и собственные работы, в том числе “Путешествие по Европе” (Аврупада бир джевелян; 1889) с описанием впечатлений от Всемирной выставки в Париже (1900) и ее “галереи машин”[229].

Однако, несмотря на усилия великих визирей Решид-паши, Фуад-паши, Али-паши и Мидхат-паши, ни одно из этих нововведений не сопровождалось реформой османской системы государственного управления, которая могла бы обеспечить твердый фундамент для этого прекрасного фасада[230]. Новые армия, мундиры, гимны и дворцы были очень хороши. Но без эффективной системы налогообложения, которая оплачивала бы все это, все больше расходов приходилось на заимствования в Париже и Лондоне. И чем больше приходилось тратить на выплату процентов европейским держателям облигаций, тем меньше денег оставалось для укрепления рушащейся империи. Османская империя, лишившаяся Греции в 20-х годах XIX века и утратившая в 1878 году обширные территории на Балканах, находилась в плачевном состоянии. Курс турецкой валюты снижался из-за выпуска грубых (и легко подделываемых) банкнот кайме[231]. Доля государственных доходов, употребляемая на выплату процентов европейским кредиторам, росла[232]. Периферии угрожал славянский национализм вкупе с интригами великих держав. Попытка провозгласить конституцию, ограничивающую власть султана, закончилась изгнанием Мидхат-паши и возвращением Абдул-Хамида II к абсолютизму.

В одном из залов дворца Долмабахче есть удивительные часы (снабженные также термометром, барометром и календарем) – подарок египетского хедива султану. На них по-арабски написано: “Пусть каждая ваша минута будет равна часу и каждый час – столетию”. Эти часы можно счесть триумфом восточной техники, но только сделаны они не на Востоке: их сконструировал австриец Вильгельм Кирш. Импорт западной техники не мог заменить модернизацию. Туркам нужны были не только новые дворцы, но и новая конституция, алфавит, фактически новое государство. И они получили все это – в значительной степени благодаря усилиям одного человека. Его звали Кемалем Ататюрком. Он желал стать турецким Фридрихом Великим.

У меня есть серьезные основания полагать, что Маленький принц прилетел с планетки, которая называется “астероид В-612”. Этот астероид был замечен в телескоп лишь один раз, в 1909 году, турецким астрономом. Астроном доложил тогда о своем замечательном открытии на Международном астрономическом конгрессе. Но никто ему не поверил, а все потому, что он был одет по-турецки… К счастью для репутации астероида В-612, турецкий султан велел своим подданным под страхом смерти носить европейское платье. В 1920 году тот астроном снова доложил о своем открытии. На этот раз он был одет по последней моде – и все с ним согласились[233].

Антуан де Сент-Экзюпери высмеял модернизацию Турции. Безусловно, после Первой мировой войны турки переменили платье, как это сделали японцы после Реставрации Мэйдзи (см. главу 5). Но насколько глубокие перемены это отразило? В частности, была ли новая Турция способна к игре в одной “научной лиге” с Западом?

Мустафе Кемалю, в отличие от Фридриха Великого, на роду не было написано править. Кемаль – пьяница и бабник – был бенефициаром реорганизации турецкой армии в конце XIX века под руководством Кольмара фон дер Гольца (Гольц-паша) в 80-х – начале 90-х годов XIX века. Гольц олицетворял Пруссию Фридриха Великого. Он родился в Восточной Пруссии. Его отец был не слишком удачливым солдатом и помещиком. Кольмар фон дер Гольц дослужился до высокого чина благодаря своей храбрости и уму. Кемаль, учившийся воевать у немцев, успешно применил свои познания на практике в 1915 году на полуострове Галлиполи, где сыграл ключевую роль в отражении британского десанта. После войны, когда империя разваливалась, а в Анатолию вошла греческая армия, Кемаль организовал оборону. Он объявил себя отцом новой Турецкой Республики – Ататюрком. Хотя он перенес столицу из Стамбула на восток, в Анкару, в сердце Анатолии, у него не было ни малейших сомнений в том, что государство, которое он строил, должно ориентироваться на Запад. Он подчеркивал, что столетиями турки “шли с Востока на Запад”[234]. “Можно ли назвать хоть одну нацию, которая не обратилась к Западу в поисках цивилизации?” – спросил он однажды французского писателя Мориса Перно[235].

Ключевую роль в переориентации Турции сыграла радикальная реформа языка (предполагавшая, кроме прочего, замену арабского алфавита турецким), которую Ататюрк проводил сам. Мало того, что арабское письмо символизировало господство ислама: оно плохо соответствовало звукам турецкого языка, так что большей части населения было трудно читать и писать. Августовским вечером 1928 года Ататюрк выступил в парке Гюльхане, бывшем саду дворца Топкапы. Обращаясь к большой аудитории, он попросил добровольца прочитать вслух текст по-турецки. Когда вызвавшийся не смог этого сделать, Ататюрк сказал: “Этот молодой человек озадачен, потому что не знает настоящего турецкого алфавита” и передал листок своему коллеге. Тот зачитал: