рассмотреть загадочную фигуру, но лопари наотрез отказались дать лодку. Всего у Сейд-озера путешественники провели около недели. За это время они подружились с лопарями, и те показали им один из подземных ходов. Однако проникнуть в подземелье не удалось, поскольку вход в него, выложенный опять-таки загадочными прямоугольными камнями, оказался основательно заваленным землей. Экспедиция обнаружила в окрестностях «святого озера» и несколько других памятников лопарской древности, в том числе заинтриговавшую всех каменную «пирамиду».

В семейном архиве Кондиайнов чудом сохранилось несколько страничек из «Астрономического дневника» Александра Александровича с рассказом об одном дне экспедиции, который заслуживает того, чтобы мы привели его здесь:

«10/IX. „Старики“. На белом, как бы расчищенном фоне, напоминающем расчищенное место на скале, в Мотовской губе выделяется гигантская фигура, напоминающая темными своими контурами человека. Мотовская губа поразительно грандиозно-красива. Надо себе представить узкий коридор версты 2–3 шириной, ограниченный справа и слева гигантскими отвесными скалами, до 1 версты высотой. Перешеек между этими горами, которым оканчивается губа, порос чудесным лесом, елью — роскошной, стройной, высокой до 5–6 саженей, густой, типа таежной ели. Кругом горы. Осень разукрасила склоны вперемежку с лиственницами пятнами серо-зеленого цвета, яркими кущами берез, осин, ольхи; вдали сказочным амфитеатром раскинулись ущелья, среди которых находится Сейд-озеро. В одном из ущелий мы увидели загадочную вещь — рядом со скитами, там и сям пятнами лежащими на склонах ущелья, виднелась желтовато-белая колонна вроде гигантской свечи, а рядом с ней кубический камень. На другой стороне горы с N виднеется гигантская пещера, сажень 200, а рядом нечто вроде замурованного склепа.

Солнце освещало яркую картину северной осени. На берегу стояли 2 вежи, в которых живут лопари, выселяющиеся на промысел с погоста. Их всего, как на Ловоозере, так и на Сейд-озере, ок. 15 человек. Нас, как всегда, радушно приняли, угостили сухой и вареной рыбой. После еды завязался интересный разговор. По всем признакам мы попали в самую живую среду седой жизни. Лопари вполне дети природы. Дивно соединяют в себе христианскую веру и поверья старины. Слышанные нами легенды среди них живут яркой жизнью. „Старика“ они боятся и почитают. Об оленьих рогах боятся и говорить. Женщинам нельзя даже выходить на остров — не любят рога. Вообще же они боятся выдавать свои тайны и говорят с большой неохотой о своих святынях, отговариваясь незнанием. Тут живет старая колдунья, жена колдуна, умершего лет 15 назад, брат которого до сих пор еще глубокий старик, поет и шаманствует на Умб-озере. Об умершем старике Данилове говорят с почтением и страхом, что он мог лечить болезни, насылать порчу, отпускать погоду, но сам он однажды взял задаток у „шведов“ (вернее, чуди) за оленей, надул покупателей, т. е. оказался, по-видимому, более сильным колдуном, наслав на них сумасшествие.

Нынешние лопари имеют несколько другой тип. Один из них имеет немного черты ацтеков, другой — монгол. Женщины с выдающимися скулами, слегка приплюснутым носом и широко расставленными глазами. Дети мало отличаются от русского типа. Живут здешние лопари много беднее ундинских. Много их обижают и русские и ижемцы. Почти все они неграмотные. Мягкость характера, честность, гостеприимство, чисто детская душа — вот что отличает лопарей.

Вечером после краткого отдыха пошел на Сейд-озеро. К сожалению, мы пришли туда уже после захода солнца. Гигантские ущелья были закрыты синей мглой. Очертания Старика выделяются на белом плафоне горы. К озеру через тайболу ведет роскошная тропа. Везде широкая проезжая дорога, кажется даже, что она мощеная. В конце дороги находится небольшое возвышение. Все говорит за то, что в глубокую древность роща эта была заповедной и возвышение в конце дороги служило как бы алтарем-жертвенником перед Стариком.

Погода менялась, ветер усилился, облака собирались. Надо было ожидать бури. Часов в 11 я вернулся на берег. Шум ветра и порогов реки сливались в общем шуме среди надвигающейся темной ночи. Луна поднималась над озером. Горы оделись чарующей дикой ночью. Подходя к веже, я испугал нашу хозяйку. Она приняла меня за Старика и испустила ужасный вопль и остановилась как вкопанная. Насилу ее успокоил. Поужинав, мы обычным порядком залегли спать. Роскошное северное сияние освещало горы, соперничая с луной».

На обратном пути Барченко и его спутники попытались вновь совершить экскурсию на «запретный» Роговый остров в Ловозере — первая попытка была сделана ими в самом начале путешествия, — однако и на этот раз потерпели неудачу. Едва они отплыли от берега, как небо неожиданно затянули черные тучи. Налетел ураган, который мгновенно сломал мачту и едва не перевернул лодку. В конце концов, путешественников прибило к крошечному, совершенно голому островку, где они, дрожа от холода, и заночевали. А утром уже на веслах кое-как дотащились до Ловозерска. Роговой остров действительно оказался «заколдованным»!

Участники Кольской экспедиции вернулись в Петроград глубокой осенью 1922 г. Поскольку у Барченко не было собственного жилья, ему срочно пришлось заняться подысканием себе квартиры и оформлением необходимой прописки. В результате он прописался в качестве постоянного жильца в доме при Буддийском храме в Старой Деревне, договорившись с заместителем «цанид-ламы» (т. е. А. Доржиева), Бадмой Очировым, одним из руководителей Тибето-Монгольской миссии. (Сам буддийский патриарх в это время находился в Бурят-Монголии.) Этот дом, являвшийся буддийским общежитием, сильно пострадал во время постоя в нем красноармейской части в годы гражданской войны, и потому нанятая квартира требовала капитального ремонта. Тем временем Барченко поселился на квартире у своего друга А.А. Кондиайна в доме № 9 по некогда фешенебельному Каменноостровскому проспекту.

Неделю спустя, кое-как приведя свои дела в порядок, Барченко пишет письмо Бехтереву — сообщает об окончательном выезде с Мурманска и предлагает выступить с лекцией в институте.

«У меня накопился кое-какой материал, освещающий санитарно-гигиенические условия края, в том числе кое-какие цифры по поводу Мурманских эпидемий, постановки врачебного дела. Также кое-какие штрихи по обследованию „лопарского испуга“. Кроме сего довольно интересный материал по обследованию мною в качестве начальника экспедиции острова Кильдина (Ледовитый океан) и глубины Лапландии до сих пор совершенно никем не исследованной (район крупнейших озер Умб-яверь и Лу-яверь). В моем распоряжении около 100 диапозитивов по снимкам, сделанным моим отрядом. Если Вы ничего не имеете против, я мог бы сделать в Институте доклад под заглавием, примерно: „В краю колдунов и полярных сияний“»[186].

Барченко выступил в бехтеревском институте со своим докладом где-то в начале 1923 г. (Точной даты мы не знаем.) Судя по выданному ему институтом в том же году удостоверению, этот доклад, посвященный в основном результатам обследования лопарей-эмеряков, вызвал у слушателей большой интерес[187]. В то же время известно, что 29