Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Останься еще, — сказал он. — Ты не хочешь познакомиться с моим отцом?
— Ты не представляешь, насколько я не хочу знакомиться с твоим отцом.
— Может, придешь завтра?
— Не знаю.
— Жаль, что я не могу прийти к тебе.
— Зато можешь проводить меня до двери.
Парк повиновался.
— Попрощаешься со своей мамой от моего имени? Не хочу, чтобы она считала меня невежливой.
— Хорошо.
Элеанора перешагнула порог.
— Эй, — сказал он. Это вышло неуклюже и неловко. — Я попросил тебя улыбаться, потому что ты очень милая, когда улыбаешься.
Она спустилась по ступенькам, потом обернулась к нему.
— Лучше бы ты думал, что я очень милая, когда не улыбаюсь.
— Я не то хотел сказать… — начал Парк, но Элеанора уже решительно шагала прочь от дома.
Когда Парк вернулся в гостиную, мама вышла из кухни и улыбнулась ему.
— Твоя Элеанора кажется милой, — сказала она.
Он кивнул и прямиком направился в свою комнату. Нет, подумал он, падая на кровать. Нет, не кажется.
Элеанора
Не исключено, что завтра они расстанутся. Ну и ладно. По крайней мере, не пришлось знакомиться с его отцом. Боже, каков же его отец? Он выглядел как Том Селлек[63] — Элеанора видела семейную фотографию, стоявшую на телевизоре. Тех временен, когда Парк был в начальной школе. Офигенно хорошенький, к слову сказать. Вся семья просто очаровашки. Даже его белокожий младший брат.
Его мама походила на куклу. В «Волшебнике страны Оз» — книге, не фильме — Дороти попадает в одно место под названием Фарфоровая Страна, где все жители крошечные и безупречно красивые. Когда Элеанора была маленькой и мама читала ей эту сказку, Элеанора думала, что жители Фарфоровой Страны — китайцы. Но они и в самом деле фарфоровые. Вернее, превратятся в фарфор, если взять их с собой в Канзас.
Элеанора представила отца Парка (Тома Селлека), который сует фарфорового человечка в карман своего бронежилета и увозит его из Кореи.
Рядом с мамой Парка Элеанора ощущала себя великаншей. Она была не сильно выше — может, на три-четыре дюйма — но гораздо, гораздо крупнее… Если б инопланетянин прибыл на Землю изучать жизненные формы, он бы даже не понял, что эти двое принадлежат к одному и тому же виду…
Когда Элеанора оказывалась рядом с такими девушками — вроде мамы Парка, или Тины, или большинства девушек в окрестностях, — она всегда удивлялась: куда они девают свои внутренние органы. Ну, в самом деле: как можно иметь желудок, кишечник и почки — и носить такие крошечные джинсы? Элеанора умом понимала, что она толстая — но не ощущала этой полноты. Под пухлыми формами кости и мышцы тоже были большими. Мама Парка могла бы носить грудную клетку Элеаноры как просторную куртку.
Возможно, завтра Парк порвет с ней. И даже не потому, что она такая огромная. А потому, что вся Элеанора — сплошь одна большая бесформенная масса. Потому что она неспособна находиться рядом с нормальными людьми и вести себя адекватно.
Это было уже чересчур. Встретить его прелестную, идеальную маму. Увидеть его нормальный, идеальный дом. Элеанора не представляла, что в этом дерьмовом квартале есть такие дома. С ковровым покрытием во весь пол. С расставленными повсюду маленькими корзинками, наполненными ароматическими смесями из сухих лепестков. Она и понятия не имела, что тут живут подобные семьи.
Единственный плюс обитания в этом поганом квартале — то, что все остальные здесь тоже были погаными. Другие дети могли ненавидеть Элеанору за то, что она толстая. Или за то, что она странная. Но не за ее разломанную семью или разваливающийся дом. Здесь у всех было так.
А семья Парка оказалась другой. И Парк говорил, что дед и бабушка живут в соседнем доме — в доме с цветочными кадками боже-ж-ты-мой. Его семья… они были словно Уолтоны.[64]
А вот семья Элеаноры была дерьмовой. Еще до того, как появился Ричи и превратил их жизнь в ад.
Ей нет места в гостиной Парка. Да и не только там — а вообще нигде. Хотя порой, лежа в постели, она воображала себе место, где она будет к месту.
Элеанора
Следующим утром, когда Элеанора подошла к их сиденью, Парк не встал, чтобы пропустить ее. Он просто подвинулся. Казалось, он не хотел смотреть на нее. Протянул несколько комиксов и отвернулся.
Оказывается, Стив мог быть по-настоящему громким. Раньше Элеанора не обращала на это внимания. Когда Парк держал ее руку, Элеанора не слышала даже собственных мыслей.
Компания сзади распевала гимн футбольной команды Небраски. На следующей неделе ожидалась какая-то большая игра — против Оклахомы, не то Орегона или что-то такое. Мистер Стезман разрешил им носить красное всю неделю. Трудно было поверить, что мистер Стезман тоже неравнодушен ко всей этой футбольной ерунде, но… Похоже, никто не сумел устоять.
Никто, кроме Парка.
Парк был одет в футболку с «U2» с изображением маленького мальчика на груди. Элеанора не спала всю ночь, думая о произошедшем. И теперь, очевидно, придется смириться с собственной ничтожностью.
Она потянула его за рукав.
— Да? — мягко сказал Парк.
— Ты остаешься со мной? — спросила она. Это не прозвучало как шутка. Потому что не было шуткой.
Парк кивнул, но по-прежнему смотрел в окно.
— Ты злишься на меня? — спросила она.
Он стиснул руки — словно собирался молиться.
— Вроде того.
— Прости, — сказала она.
— Ты даже не знаешь, почему я злюсь.
— Все равно прости меня.
Он посмотрел на нее и чуть улыбнулся.
— А хочешь знать?
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что, вполне возможно, это то, что я не смогу изменить.
— Например?
— Например, ты злишься из-за того, что я странная. Или… за гипервентиляцию в твоей гостиной.
— Думаю, отчасти это моя вина.
— Прости, — сказала она.
— Элеанора, подожди. Послушай. Я понимаю, что ты решила уйти из моего дома в тот миг, когда туда вошла. А может, и еще раньше. Вот почему я злюсь.