Взяв ее за плечи, он развернул в направлении лагеря и легонько шлепнул по округлости ниже спины.

– Марш!

Кэтрин от неожиданности повиновалась, но, пройдя несколько шагов, опомнилась и обернулась к Джейсону разъяренной кошкой, какой иногда она бывала. Этот высокомерный нахал нуждался в уроке. Может быть, Мануэлю удастся всучить наглецу ту броскую полукровку, которую он выиграл недавно в карты?

Внешний вид у нее обманчив: лошадь не обладала выносливостью. Сэвидж окажется глупцом, купив такое животное. Пусть это научит его хорошим манерам. Кэтрин мило познакомила его с Мануэлем, сказав тому по-цыгански:

– Мануэль, постарайся продать ему новую лошадь. Знаешь, ту, караковую. И запроси с него подороже!

И с лукавой улыбкой взглянув на смуглого молодого человека, она двинулась прочь, но остановилась, когда он задумчиво произнес:

– Я всегда считал невежливым говорить на языке, непонятном другим присутствующим. Если только, – он сурово взглянул на нее, – если только не хотел поставить этого человека в неловкое положение или сделать ему гадость.

Его странный взгляд и улыбка «пригвоздили ее на месте, и пока она подыскивала ответ, он продолжал:

– Но я уверен, ты так бы не поступила. Особенно по отношению к человеку, который может дать тебе многое.

Одним ленивым движением он выхватил блестящий черный локон из массы волос, падающих ей на грудь, и тот мгновенно обвился вокруг его пальцев. С той же странной улыбкой он сказал:

– Поверь, малышка, у меня есть, что тебе предложить. Я бы не хотел обсуждать этот вопрос сейчас, но я дам тебе гораздо больше, чем Клайв Пендлтон, и сделаю это с удовольствием. Как моя любовница ты ни в чем не будешь нуждаться, и я не намерен делить тебя ни с кем, как, видно, поступает Клайв. Если ты будешь со мной, то ты будешь только моя. Поэтому, не советую играть со мной в глупые игры!

Щеки Кэтрин стали пурпурными. Это спокойное предположение о том, что она продается, ввергло ее в изумление. Конечно, она знала о ночных свиданиях молодых цыганок с разгоряченными молодыми людьми. Но то, что этот человек так хладнокровно пытался купить ее любовь, лишило ее дара речи. Во рту все пересохло, Кэтрин не могла выдавить ни слова. Время как бы остановилось, она стояла как вкопанная, пока не опомнилась и не ринулась прочь, с трудом преодолевая желание вернуться, чтобы ударить это улыбающееся красивое лицо. Самонадеянный, чванливый, наглый болван! Как бы она хотела бросить ему в лицо эти нелестные эпитеты! И, вбегая в свой дом на колесах, она продолжала и продолжала перечислять новые возмутительные черты наглого американца.

Хотя снаружи ее кибитка почти не отличалась от других, внутри там все было иначе. В одну стену была встроена небольшая деревянная кровать с матрацем, набитым гусиным пером, и шелковым стеганым одеялом, у другой стены находился дубовый сундук и низенькая пузатая печка. Не обошлось без столика с двумя стульями – они стояли напротив постели. Войдя, Кэтрин сразу бросилась на постель, уставив невидящий взгляд в деревянный потолок.

Какое беспокойное выдалось утро! Сколько причин для волнений! Она ничего не смогла противопоставить Клайву и по существу сейчас у него в плену. Другое дело – отношения с американцем, здесь у нее был выбор, и это беспокоило ее даже больше, чем угрозы Клайва.

Она могла бы вскочить на лошадь и быстро оказаться дома. Это был бы самый благоразумный и безопасный выход. Она снова станет леди Кэтрин Тримэйн, и Джейсону останется только недоумевать, куда исчезла цыганка Клайва. Скорей всего, он скоро забудет о ней, найдя замену в какой-нибудь легкомысленной красотке, что его вполне устроит. Мысль, что он так легко сможет ее забыть и даже не вспомнит потом, бесила ее больше всего. Она беспокойно перевернулась на постели, легла лицом вниз и с отсутствующим видом начала накручивать на палец свой черный локон. Надо придумать что-то такое, что заставило бы этого самоуверенного американца надолго ее запомнить. Проказливая улыбка осветила ее живое личико, и Кэтрин вдруг решила ничего не предпринимать. Совсем ничего! Нельзя быть мстительной. Хотя было бы необыкновенно приятно увидеть на коленях этого высокомерного человека.

Она мало что знала о страсти и том сильном желании, которое охватывает мужчин, но сегодня утром лицом к лицу столкнулась с неприкрытым вожделением. То, как смотрел на нее Клайв, было отвратительно, она чувствовала потребность смыть с себя его грязный похотливый взгляд. Но когда глаза Джейсона скользили по ее телу, Кэтрин охватили самые разные чувства. Какая-то ее часть ликовала, другая предупреждала об опасности, советуя бежать, укрыться от его пронзительного взгляда. Даже сейчас, думая о нем, она чувствовала над собой власть этих изумрудных глаз, ласкавших ее стройную фигуру, и впервые подумала, что мать, пожалуй, права, когда так неодобрительно относится к образу ее жизни, к мальчишеским выходкам и одиночеству.

Сегодня утром она получила урок, увидев очевидную опасность такого двусмысленного поведения. Сэвидж не виноват, он обращался с ней, как с простой цыганкой. Могло ли ему прийти в голову, что девушка из аристократической семьи, получившая хорошее воспитание, может скитаться в таборе, ведя жизнь, полную опасностей? Если бы она послушалась совета матери или хотя бы Рейны, ни Клайв, ни Джейсон не осмелились бы вести себя так, как сегодня утром.

Она раздраженно фыркнула. Хватит об этом! Она не помчится в Хантерс Хилл, как напуганная маменькина дочка, но и прятаться здесь целый день не собирается. Нужно забыть об утренних событиях, как будто их никогда не было и Джейсон не делал ей оскорбительных предложений, но…

Настойчивый стук прервал ее мысли, и, прежде чем она успела пошевелиться, дверь распахнулась, в ней показалось морщинистое лицо Рейны.

– Так, так! И что же ты здесь замышляешь, моя прелесть? – громко спросила Рейна, увидев странное выражение лица Кэтрин.

Досадуя на то, что Рейна так хорошо ее знает, девушка помогла старой цыганке подняться внутрь повозки.

– Как ни стараюсь, никак не удается тебя провести, Рейна, и скрыть хоть что-нибудь.

– Ты забываешь, что это я вырастила тебя и твоего непутевого братца.

– Да уж, Адама ты не трогаешь, все знают, что для тебя он как свет в окошке, – поддразнила ее Кэтрин, – его ты никогда не осуждаешь!

Покряхтывая, Рейна уселась на край постели.

Кэтрин с любовью смотрела на нее. У этой суровой на вид женщины, которая могла быть твердой и непоколебимой, как гранит, была своя слабость – эти два пострела… По одной ей понятным причинам она оберегала их, зорко следила за тем, чтобы Кэтрин не потеряла девственность, а Адама не подловила бы ловкая молодая цыганка.

Она сама не понимала, почему так любит их, возможно, из-за того, что они стали для нее как родные дети, или потому, что она никогда не забывала об их высоком происхождении. И дети не смогли бы иметь лучшую защиту – несмотря на невзрачный вид, Рейна была настоящим вожаком своего племени. Ее слово было законом, даже для Мануэля, ее сына. Никто не осмеливался ей возражать.