Общаки – это святыни воровского Зазеркалья…{ Не нужно представлять общак как сундук с деньгами, на котором сидит хранитель. Общак – это финансовое предприятие; он находится в обороте с целью приумножения, и его нельзя увидеть и потрогать.} Общаки есть в каждом регионе, иногда они бывают совместными – как это было в случае с Петербургом и Москвой. Ходили слухи, что в Москве держат центральный, всероссийский общак, сумма которого исчисляется миллиардами, но, так ли это на самом деле, неизвестно. Зазеркалье умеет хранить свои тайны…

Сколько всего в России воров в законе, сказать трудно. По состоянию на конец 1990-х – начало 2000-х разные источники называли цифры от 140 до 800.{ По оценкам правоохранительных органов, к концу 1990-х годов всего по России насчитывалось порядка 400 местных воров в законе и чуть меньше выходцев из стран СНГ, периодически гастролирующих по России. Между тем в июне 2008 года на пресс-конференции после заседания Совета министров внутренних дел государств СНГ глава МВД России Рашид Нургалиев поделился с журналистами следующим наблюдением: «В России тоже есть „воры в законе“. Их у нас около 98 человек. Многие из них не только выходцы из Закавказья и Северного Кавказа. Среди них есть славяне и люди других национальностей». Так что не совсем понятно, куда за последние десять лет подевались остальные. Неужели поумирали или перековались?} В любом случае их количества вполне достаточно, чтобы оказывать существенное влияние не только на общую криминогенную обстановку в стране, но и на экономику, предпринимательство, культуру и политику. Это влияние ничуть не ослабло, а в некоторых аспектах даже и усилилось. Например, в идеологической и информационных сферах, где в последние годы наблюдается широкое распространение блатной культуры и соответствующих умонастроений. Да и количество людей, попадающих в так называемую уголовно-досягаемую зону, не снижается, а напротив, постоянно растет – речь идет о лицах, привлекавшихся к уголовной ответственности, ранее судимых{ Статистика свидетельствует, что чуть ли не каждый восьмой взрослый трудоспособный россиянин в свое время прошел испытание зоной или пребыванием в следственном изоляторе. А бывший зэк, так уж у нас исторически сложилось, существо фактически бесправное: на достойную работу его не возьмут, с жильем не помогут. Он никому не нужен, кроме, пожалуй, бывших сидельцев или знакомых тюремных авторитетов. Эти могут и денег немного дать, и работой обеспечат.}, безработных, склонных к ведению асоциального образа жизни, не получивших должного образования, незаконных мигрантах, беженцах и проч. Словом, воровской электорат идущих вместе как и прежде велик и обладает мощным потенциалом. И что ему может противопоставить государство – до сих большой вопрос. Тем более что в нашем обществе в целом продолжает наличествовать атмосфера недоверия к органам власти, а порой и отождествления этой самой власти с мафией (мол, ворье они там все). И это вполне объяснимо: исторический опыт учит, что любое общество, столкнувшись с угрозой для себя, старается предпринять все меры, чтобы таковую устранить. У нас же до сих пор принимаемые меры были, мягко говоря, неадекватны масштабу угроз, исходящих от организованной преступности.

Что же касается Санкт-Петербурга, кардинально общее число постоянно проживающих здесь законников по сравнению с 1995 годом не изменилось, т. е. ожидаемого «наплыва» все-таки не произошло. Вместе с тем своей актуальности воровская тема не потеряла. Пусть Питер и не стал воровским, однако это отнюдь не означает, что воры отказались от своих притязаний на наш город. Столкновения интересов происходят постоянно, причем столкновения эти порой выливаются в жуткие кровавые разборки. Слишком уж много здесь по-настоящему вкусных объектов, да и признавать свое поражение ни одна из сторон явно не собирается. Азам же дипломатии, как говорилось выше, ни братки, ни бродяги в основной массе своей еще так и не обучилась. Другое дело, что сами воры (эти апостолы реликтовой идеи) нынче все больше сидят в лобби-барах в костюмах от «Макиавелли». Лагерные же портачки, выколотые в бурах (бараках усиленного режима), у кого они были, давно выведены в дорогих салонах красоты. Само собой. И среди них сегодня не менее популярны маникюры, метросексуализм. Так вот, с точки зрения старой ортодоксальной их же мысли – они самые что ни на есть фраера. Не нравится? Так ведь согласно писанию…

Словом, что лидер ОПГ, что вор в законе – нынче едва ли не одного поля ягоды. Но по-прежнему нет меж ними никакого единства, равно как нет никакой борьбы противоположностей. Ибо, как говорил Махатма Ганди, «и в юстиции, и на войне в конечном счете побеждает самая большая мошна». А он знал, что говорил, потому как был великим гуманистом.

В самом начале 1990-х годов в Петербурге случилась такая история.

В магазине «Березка» стоял какой-то молодой бандит и любезничал со своей знакомой продавщицей. Вдруг он увидел вора, который взял блок «Мальборо» и пошел к выходу. «Стой, что ты делаешь!» – попытался остановить вора бандит. «Что?! Ты вору хочешь запретить украсть?» – и бандит получил заточку в сердце…

Легенда эта как нельзя лучше передает отношения двух идеологически разных систем современного российского мира профессиональной преступности, которые могут быть сравнимы с известной притчей о том, как черепаха перевозила змею через реку. Змее очень хотелось укусить черепаху, но она боялась утонуть. Черепахе очень хотелось нырнуть, но она боялась, что змея успеет укусить. Так они и плыли вместе…

Воры не любят спортсменов (так они называют бандитов, выросших из рэкета), которые зачастую не признают воровских авторитетов и не желают делиться, перекрывая таким образом ряд потенциальных каналов в воровские общаки.

А все потому, что до перестроечных времен воры обладали своеобразной монополией на рэкет. Еще в 1970-е годы, когда появились первые предприимчивые цеховики, занимавшиеся выпуском «левой» продукции (предвестники будущих отечественных бизнесменов), воры засылали своих эмиссаров вытряхивать с них «долю малую» в общак. Естественно, выбирались те жертвы, которые в силу незаконности своего бизнеса предпочитали в милицию не обращаться. С появлением первых кооперативов воры автоматически перенесли свое влияние на официально зарождающийся частный сектор. В этот-то момент и появились те самые спортсмены, которым, собственно говоря, было наплевать и на воровские традиции, и на прежде монопольное положение законников в части взимания дани с предпринимателей. Они начали бесцеремонно вторгаться на чужую территорию, ставить собственные крыши. Словом, заниматься откровенным беспределом. Их главным козырем была откровенная безбашенность, позволявшая, не задумываясь, применять к своим подопечным и конкурентам способы физического воздействия и огнестрельное оружие. В отличие от воров, которые предпочитали длительное время доить жертву, молодые бандиты зачастую действовали как временщики – выкачивали с одной поляны все что только было можно, после чего перекочевывали на другую, оставляя после себя сожженные ларьки (а порою и трупы).

Воров это, ясное дело, не устраивало, и они пытались изменить в ряде городов сложившуюся ситуацию, засылая туда своих эмиссаров, снабженных малявами, написанными иногда, как первые мандаты в годы революции, на листке ученической тетради.