Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 504

Я объяснила, что в Доме академиков было бы идеально — но у нее мало денег, а там надо много платить. «Да. А почему, если у нее трудно с деньгами, она не займется переводами?»

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 508

Это Чуковская рассказывает о низости современников Ахматовой, которые не могут постичь величие ее души и подло предполагают, что она, вместо воплощения великих замыслов, займется переводами.

Сегодня я пошла к ней в стационар. Она вышла ко мне — в нарядном синем халате, с пушистыми, только что вымытыми волосами.

Разговор, который мы вели, был странен — по злости с ее стороны, по какой-то упорной меркантильности : «А знаете, Радзинские-то ведь оказались бандитами. Он сам признался, что брал все время себе мой паек — весь мой паек… Вы подумайте! Холодные, спокойные бандиты. Это после стольких демонстраций заботы и преданности». — «Кому же он признался?» — «Фаине Георгиевне».

Я молчала. По-видимому, раздраженная этим молчанием, она несколько раз повторила слова о бандитизме. Потом: «Как я скучаю по Наде… Ведь она и Ф.Г. и Ломакина спасли мне жизнь. Иначе я давно лежала бы на кладбище. Особенно после того, как Ваш убийца врач, которого Вы привели (зачеркнуто полторы строки — Е.Ч.). Скажите, зачем Вы его тогда привели? Для чего?» — «По-видимому, для того, чтобы убить Вас, NN. Для чего же еще!»

Пришла Ф. Г. Я встала. NN радостно подошла к ней: «Я сама мыла голову!» — «Ну NN, разве можно самой!» (вырезана половина страницы — Е.Ч.).

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 514–515

После этого Лидия Корнеевна перестала навещать Анну Андреевну, та не вспоминала о ней десять лет. Через десять лет Чуковская написала Ахматовой короткое письмо — и отношения возобновились. Они никогда не вспоминали ничего из ташкентской жизни, и только когда к Ахматовой приходила «третья слава» в хрущевские года и она опять почувствовала себя «окруженной» — тогда над Чуковской вставал призрак Ташкента.

Народ безмолвствовал.

27 сентября 1944 г.

Запись С. К. Островской

Ахматова заботится о своей политической чистоте. Она боится. Она хочет, чтобы о ней думали как о благонадежнейшей.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 106

Это — исчерпывающая характеристика ее гражданской позиции. Она просто не смогла заставить официально признать себя этой благонадежнейшей — не хватало политического темперамента. А все, что делала и говорила в этом плане, — все постыдно.

Все ее проявления гражданского мужества — а ее позицию всегда интерпретировали именно в таком ключе — очень изощренные: она дружит с Алексеем Толстым, Эренбургом, пишет хвалебные стихи Сталину, шествует в первые ряды партийных собраний и т. д. — а все взахлеб рассказывают, какой величины кукиш она при этом держит в кармане. А ведь скорее всего — ничего не держит. Боится за себя — все. Я не говорю, что теленку обязательно надо бодаться с дубом — но хоть как-то воздержаться, не поучаствовать…

10 июня 40 года. Вот ее постыдный список: подписан к печати журнал «Звезда» № 34, в нем опубликованы стихи «Маяковский в 1913 году» (Лиля Брик уже похлопотала, уже можно, до этого Маяковский интересовал ее меньше — скажем прямо, совсем не интересовал), «Борис Пастернак» (объясняется просто: на прошедшем съезде писателей Н. Бухарин объявил Пастернака первым поэтом), «Годовщину веселую празднуй!» (это о революции? или Лева год в тюрьме? — «о пытках говорили громко»), «От других мне хвала, что зола» (снова то про золу, то про лучину, здесь другие вроде темы у твоего народа), «Мне ни к чему одические рати» (это еще кто такие?), «А я росла в узорной тишине» (не в узорной, конечно, не в тишине — бегала уже барышней в разорванном платье и за арбузами плавала. «И — никакого розового детства»).

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 59

«Ты ведь написала что-то советское, и теперь тебе отовсюду авансы, авансы».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 146

Это Сверчкова, воспитательница ее сына, его тетка, грубо так говорит: может, надеется на увеличение алиментов? Ведь и вправду написала что-то советское — за это и платят в советской стране. Это — по определению. За розы платят в другой стране. Надо к тому же стараться, чтобы заплатили за твои, а не кого-то другого розы. В советской стране проще: пиши «что-то советское» и публикуйся, не хочешь — говори: гонима.

Особый предмет гордости Анны Ахматовой, пример ее дальновидности и хватки — отказ от эмиграции. Она прекрасно знала, какими тиражами выходят и за сколько продаются любые поэтические сборники на Западе. Продаются, «только если какой-то известный художник их оформит». Как женщине ей тоже было не пробиться — в топ-моделях ходили княгини (не Шахматовы», хватало настоящих), шансов не было. Но об Ахматовой — только славоговорение.

Ахматова не отказывается от того исторического и душевного опыта, который ей и ее народу стоил так дорого.

Анна ТАМАРЧЕНКО. Тема эмиграции в поэзии Анны Ахматовой. Стр. 85

А почему бы не полюбить и свободу?

Марина Цветаева бросила землю. Можно сказать, оторвала от себя. А Ахматова осталась. И считает себя неизмеримо выше, пишет об этом, напоминает. Секретарю Союза писателей Федину покрасили забор, ей Ленинградское отделение СП не присылает пригласительных, кремлевка ей по чину или все еще нет, в писательском доме дали квартиру, дачи, санатории — ЭТУ землю можно и не бросать…

Ольга Судейкина пишет, что в Париже гнусно и отвратительно, что с радостью вернулась бы сюда, если б ей дали разрешение. Она хочет только изучить какое-нибудь модное ремесло, чтоб иметь возможность здесь жить этим.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1.Стр. 123

Стихи навзрыд или сочиняем навзрыд? По-русски она что хотела сказать?