Как странно, думала Китти, никто даже не поинтересовался их с Берди знакомством, причиной, по которой Китти явилась сюда, прервав семейную встречу. Вряд ли Берди заранее рассказала им про Китти, тем более что, согласно их договоренности, Китти должна была явиться два часа тому назад и уехать до появления семейства, — но, даже если Берди упоминала о ней, как же никто не заинтересовался, не задал дополнительных вопросов? Им всем, похоже, наплевать на Берди. Китти обиделась за свою новую подругу, ее охватило нетерпение, словно она стояла на обочине шумной дороги и ждала разрыва в сплошном потоке транспорта, чтобы перебежать на другую сторону.

А вот и разрыв: младшенький Ребекки подавился чем-то, и Ребекка с Кэролайн ринулись его спасать. Вернее, всем руководила Кэролайн, а Ребекка без сопротивления и тут уступила матери первенство.

Китти поспешила воспользоваться своим шансом.

— Не знаю, говорила ли вам Берди: я журналист из «Etcetera», — сказала она всему семейству разом, а потом обернулась к застигнутой врасплох Берди: — Вы им говорили?

— Нет, не говорила. — Берди была смущена, кажется, даже занервничала.

— Что она сказала? — переспросил один из сыновей.

— «Etcetera», — повторила невестка, — это журнал.

— Общественно-культурный журнал, если я не ошибаюсь? — уточнила другая невестка, и Китти подтвердила.

— Вроде бы в «Таймсе» писали, что главный редактор недавно умерла? — припомнил другой сын.

— Да, — кивнула Китти. — Констанс Дюбуа умерла. — Она все еще не привыкла говорить об этом, о смерти Констанс, тем более за чаем с булочками, словно ее подруга тоже была темой для беседы наряду с лечением ипохондрии и новыми вакцинами.

— Та самая женщина, которая напечатала высказывания этого ужасного человека — этого противника медицины, как бишь его звали?

— Бернард Карберри, — напомнила Китти. Кровь закипела в ее жилах. Такой приятный, всеми уважаемый, высокопрофессиональный человек — и он до сих пор посылал ей поздравительные открытки на Рождество.

— Точно. Человек, который выступал против терапевтов, — продолжала Кэролайн, смеясь, чтобы выразить свое презрение, но и смех не мог заглушить ее ненависть. — Его послушать, так нам всем надо питаться травой и пить воду.

— Он считает, что терапевты выписывают слишком много антибиотиков и других лекарств, не задумываясь над причинами заболевания, и рекомендует другие лекарства, не столь вредные для организма, укрепляющие иммунитет.

— Чушь собачья, — отмахнулась Кэролайн. — Значит, вы работаете на этого человека?

— Он пишет для нашего журнала, и наши пути часто пересекаются. — Сдержанность, сдержанность, напоминала себе Китти.

— И вы верите в его теорию всеобщего заговора?

— Я верю в то, что Констанс Дюбуа была современным и отважным человеком, способным раньше других увидеть нечто новое, интересное. Двадцать лет назад, когда эту тему еще никто не затрагивал, она поняла, как полезны исследования доктора Карберри для широкой публики, а теперь он входит в число ведущих мировых авторитетов по гомеопатии и медицине «Нью эйдж», и многие терапевты приняли его методы на вооружение. Так что да, я считаю, что к нему следует прислушаться.

Китти говорила самым твердым и решительным своим голосом, а когда Кэролайн открыла рот, чтобы ей возразить, Китти, набравшись храбрости, ринулась под колеса — авось повезет и автомобили вовремя затормозят.

— Но приехала я сюда не из-за этого. К доктору Бернарду Карберри я не имею никакого отношения, я работаю в другом отделе. Мой друг и наставник Констанс Дюбуа со свойственной ей проницательностью нашла другого нашего героя, о котором должна прочитать вся страна, доброго, великодушного человека, готового поделиться с нами захватывающей историей своей жизни. Ваша мама помогает мне в работе над этим материалом.

Говоря это, Китти осознала, что не дразнит семейство Берди, а выражает искреннее свое чувство. Она все еще не нащупала связь между людьми из списка, которых ей уже удалось найти, но ее заинтересовали их истории. Все глаза уставились на Китти, и воцарилось молчание. Смутившись, Китти поглядела на младших членов семьи, потом на Берди, но так и не поняла, чего же все они ждут.

— Не томите нас, — вновь взяла слово Кэролайн. — О ком же вы решили написать?

— Но… — Китти, нахмурившись, обернулась к Берди. Щеки старухи зарозовели, она, потупив взгляд, оправляла на себе юбку. Неужто Китти недостаточно ясно выразилась? Гнев запылал в ее сердце. — Я приехала сюда по той же причине, что и вы. — Она взяла Берди за руку. — Чтобы провести время с этой замечательной женщиной. — Надо же, они все равно не поняли. И Китти поставила точки над i: — Я пишу статью о вашей матери.

— Ты сделала для Берди доброе дело, — похвалила ее Молли, прощаясь с Китти под вечер.

Бо́льшую часть дня они провели на солнышке, Китти расспрашивала Берди о ее жизни, погружаясь все глубже по мере того, как они сближались, и Берди начинала ей доверять. Китти уже довольно хорошо представляла себе жизнь Берди, выросшей в городке, где ее отец был директором и единственным учителем в маленькой школе. Мать умерла, и девочка вела суровую жизнь, лишенную любви и привязанности. Отец, как мог, заботился о семье, но тепла от него не исходило. Никто не обнимал девочку перед сном, не шептал ей ласковых слов. В городке семья Берди была одной из самых уважаемых, на нее, дочь школьного директора, возлагались определенные надежды. Как только выдался случай, Берди уехала в Дублин, вынеся из прежней своей жизни одну лишь решимость: взять в мужья человека, непохожего на ее отца. И с этим она блестяще справилась, избрав Нила Мерфи, человека хоть и верного традициям, но умеющего и поддержать близких. Он был городским чиновником; вместе они вырастили целое поколение врачей.

— О чем ты? — спросила Китти у Молли.

— Ты знаешь о чем, — подмигнула Молли. — Тут слухи быстро расходятся.

— Я сказала, что думала. Берди — очень интересный человек.

— Мало сказать.

Молли на что-то намекала, и Китти понадеялась больше узнать от нее о Берди.

— Ты не едешь в город? Могли бы вместе поехать на такси.

— Мне в другую сторону, но до Олдтауна я тебя подброшу, если хочешь.

Китти на все была согласна.

— В четверг у Берди день рождения, — подступилась она. — Я слышала, как родные договаривались повезти ее на ужин.

— Ага, точно.

— Она отказывалась.

Молли пожала плечами, и на губах у нее промелькнула улыбка.

— Что?

— Ничего.

— Что-то, о чем мне следовало бы знать?

— Нет.

— Ей исполняется восемьдесят пять. Восемьдесят пять лет! Как не отпраздновать юбилей? Или вы всё организуете здесь?

— Обычно у нас пекут торт. Шоколадный торт со свечками, мы вносим его за обедом, и все поют. Очень даже мило. Конечно, мы отмечаем дни рождения.