— Я подумала, что тебе захочется выпить чаю, — говорит она, кивая на столик. А потом она кивает на все мои вещи, которые были у меня в карманах. Она достала их перед тем, как положить мою одежду в стиральную машину. У меня даже во рту пересохло, когда я увидел их, потому что там есть доказательства того, кем я являюсь на самом деле. Например, мое удостоверение агента Департамента безопасности, которое я так самоуверенно пихал под нос тому старикашке, после того как надавал ему по мозгам. Но все мои кредитки и удостоверения, по которым бы она поняла, что я никакой не Норфолк, а Дженсен Перехватчик и что я занимаюсь СП для правительства, — короче, все это лежит в моем бумажнике, застегнутом на «молнию».

Я смотрю на девушку, и она смотрит на меня, и взгляд у нее очень серьезный. И я думаю: «Ой, ой…»

Но потом я думаю, что, судя по ее виду, она совсем не знает, кто я такой на самом деле. Она не доставала содержимое моего бумажника, потому что такую вещь мог бы сделать я, но не она, потому что сразу видно, что она, как говорится, славная. Она наивна и доверчива. Она не стала бы смотреть содержимое бумажника бедняги Норфолка. Она, скорее всего, даже ничего не заподозрила, когда обнаружила, что у нищего бродяги Норфолка суперкрутой и супердорогой бумажник в ретростиле фирмы «Хо Ши Мин». Да и вряд ли она вообще когда-либо видела подобные вещи и знает, сколько они могут стоить. Но сверху моего бумажника лежит пакетик «бориса».

Упс!

— Послушай, Норфолк, — говорит она, — не хочу, чтобы ты меня неправильно понял, но я не одобряю наркотики.

— Ну да… Я, в общем, тоже, — бормочу я, кивая. Но я прикусываю верхнюю губу нижними зубами, что показывает, что я вру.

— Знаешь ли, они вообще-то не помогают, — продолжает она.

— Да, ты права, — отвечаю я, особенно не думая, просто стараясь ей не перечить.

А потом я говорю:

— Разве не помогают? Потому что, ну, знаешь…

— Это просто как костыли, — говорит она.

— Правда?

— Я ничего не имею против стаканчика красного вина, но эти вещи… — Она аккуратно берет мой пакетик и легонько им помахивает. — Это, Норфолк, просто химическая дубинка. Ты сам говорил, что тебя угнетали, так?

— Ну да… Еще как, — соглашаюсь я, вспоминая, что именно из-за того, что я притворился угнетенным крестьянином из Норфолка, которого зовут Норфолк, я и попал в эту ситуацию.

— Ну вот. А эти наркотики — просто еще одни способ тебя угнетать, Норфолк. Ты же видел, какие здесь, в этом районе, люди. И ты видел тех, которые превратились в законченных наркоманов, так? Наркотики способны вызвать психическое расстройство даже у самого уравновешенного человека. И не говори мне, что ты и раньше такого не видел там, откуда ты родом. Ты же прекрасно понимаешь, о чем я.

Я не собираюсь рассказывать о том, что видел в Норфолке, потому что никогда там не был и понятия не имею о том, что там на самом деле творится. Хотя я знал, о чем она говорит: все эти крикливые сумасшедшие, слоняющиеся по этому району с обделанными штанами, типа того старикашки, который клянчил у меня монетку. Но я думал, что это все из-за выпивки, а не из-за наркотиков. Я уже собирался ей это сказать… сказать что-то типа: «Да, конечно, видел. Но дело вовсе не в наркотиках — не они сводят людей с ума, а выпивка. Я читал об этом в отчетах, и об этом говорилось по телевизору. Даже премьер-министр так говорит».

Но это будет вроде как не особо мудро с моей стороны, учитывая, что я шпион. И не мне защищать наркотики или современный образ жизни и восхвалять Проект. Когда ты шпион, всегда так — тебе приходится помалкивать по поводу того, что ты считаешь правдой, и как бы вживаться в роль того, кто думает совершенно наоборот.

— Ты права, — отвечаю я. А потом говорю очень хитрую вещь: — Думаю, мне еще многому нужно научиться.

Девушка улыбается.

— Тогда, может быть, ты попал как раз по адресу, — говорит она, сменив строгий учительский тон на свой обычный — приятный и мягкий.

Значит, блин, я попал в самую точку, сказав про то, что мне еще многому нужно научиться!

А потом мы просто молча сидим за столиком и пьем чай. И пока мы так сидим, атмосфера как-то меняется и вроде накаляется. Я слышу, как она дышит. Посмотрев на нее, я вижу, как вздымается ее грудь. Она сдвигается на стуле, и ее нога касается моей. И теперь уже моя очередь тяжело дышать, будто мне что-то мешает там, под ребрами. Это чувство немного похоже на то, когда я лез по водосточной трубе. Вроде как я одновременно нервничаю и волнуюсь. А во рту у меня становится липко — будто я проглотил целый пакетик сладких арахисовых орешков, а запить их нечем.

— Твоя одежда высохнет только к утру, — говорит она, и ее голос звучит совсем по-другому. Он становится глубже, и в нем вроде даже как появляются угрожающие нотки. — Ты можешь остаться здесь.

Вот ситуация, которую я уж никак не планировал: совсем голый под халатом, моя одежда в стиральной машине, уже поздно… И я — бывший мистер Блевотина. Хотя мне уже лучше, я все равно не уверен, что все совсем прошло, и, кроме того, я ужасно, просто смертельно устал. И даже не знаю, где именно нахожусь. Я ведь терял сознание. Если я сейчас уйду, то смогу ли найти в такой час такси в этом дерьмовом районе? Кроме того, я помню, как видел трусики этой девушки, и чувствую, как ее нога прижимается к моей вроде как нечаянно, а может, и нет… На самом деле я бы с удовольствием скользнул к ней в постель и, может быть, поспал немного или помиловался бы с ней. Я, конечно, и не помышляю о полномасштабном трахе в стиле «Звездных сучек». Ничего подобного. Нет, мне просто хочется немного отдохнуть и немного ласки. У меня ведь, между прочим, был офигенно тяжелый день, так ведь?

Молчание после ее слов о том, что я могу остаться, затягивается. Все это время я думаю: «Должен ли я остаться? Будет ли это не по-шпионски? Непрофессионально? Да нет, все будет нормально…» Потом я говорю:

— Ну, я бы правда с удовольствием остался.

— Хорошо, — соглашается она. — У меня где-то есть матрас. Но если ты не против, мы можем лечь вместе. Ты можешь спать в моей кровати. Со мной. Я обычно… В общем, у меня нет такой привычки…

— Да, с тобой, — говорю я, теперь решительно, перебивая ее. — Я хочу спать с тобой.

И она хихикает.

И мы идем спать. И ее кровать пахнет очень приятно, пахнет ею. Постель свежая, а подушка мягкая. Я голый, она голая (она ложится и снимает одежду под одеялом).

Она гасит свет, и я некоторое время лежу на спине, чувствуя приятную сонливость. Потом я чувствую ее маленькую ладонь у себя на груди, потом ее голова опускается мне на плечо. Я почти автоматически обнимаю ее и кладу руку на ее бок. Ее кожа очень нежная. Она глубоко вздыхает и еще ближе придвигается ко мне. Потом я чувствую, как все ее тело крепко прижимается к моему — одна ее грудь ложится чуть выше моего живота, а мягкие волосики у нее между ног трутся о мое бедро. Моя голова как-то пустеет, и я начинаю засыпать.