25 сентября Александр и Чезаре покинули Рим, чтобы проинспектировать фортификационные сооружения замков Непи и Чивита-Кастеддана, к северо-востоку от Рима. И снова Лукреции в отсутствие Александра поручили управление Ватиканом. Сарацени и другой посол, Берлингуэр, постоянно посещали ее, пытаясь, как они сказали Эрколе, найти через нее подход к папе. Они рассказали о состоянии ее здоровья:

Лукреция покорила феррарских послов тем, что неизменно выражала желание поскорее у них оказаться: «Ее Светлость каждый день спрашивает у нас, когда, по нашему мнению, она сможет уехать из Рима. Каждый час здесь, по ее заверениям, превращается для нее в вечность. Ей не терпится поскорее приехать в Феррару и выразить уважение Вашей Светлости, увидеть достопочтенного дона Альфонсо… дома она. похоже, чувствует себя, как в тюрьме… столь велико ее желание приехать к нам. Она страшится плохой погоды [это обстоятельство может отсрочить ее путешествие]. Она хочет знать точно, когда Ваша Светлость пришлют за ней…» Лукреция слишком хорошо знала, что все может сорваться: Эсте она не доверяла. Замужество зависело от могущества ее отца и брата. В благополучном исходе она не была уверена. Только бы добраться до Феррары, а после подтвердить консумацию брака. Альфонсо по-прежнему упорно выдерживал дистанцию. Упорствовал и Эрколе: он хотел, чтобы невеста оставалась в Риме, покуда он не вырвет из папы все, что наметил. Когда Лукреция сообщила, что «сгорает от нетерпения» покинуть Рим, послы ответили, что приезда ее ждут и феррарцы, хотя «присутствие ее в Риме крайне необходимо: Лукреция имеет большое влияние на Его Святейшество, и без нее им не довести до благополучного завершения все договоренности».

Одно невысказанное условие ее брака было для нее самым трудным. 27 сентября, после обеда, Лукреция предложила послам экскурсию по Ватикану. Ее сын, Родриго Бисельи — малышу не исполнилось еще и двух лет — отправился вместе с матерью. Когда послы тактично затронули вопрос о будущем ребенка, она ответила, не выказав при этом никаких эмоций, что мальчик останется в Риме с годовым содержанием в 15 тысяч дукатов. Можно заключить из этого: Эсте предпочитали, чтобы Лукреция приехала в Феррару как невинная девица, отстранившись от опыта прежней жизни. Дух убитого Альфонсо Бисельи витал над его сыном как неприятное напоминание о скандальном прошлом Лукреции. Должно быть, герцогиня чувствовала себя ужасно — трудно расстаться с сыном, до сих пор с нею не разлучавшимся! — однако, будучи Борджиа и женщиной своего сурового времени, она безропотно приняла это условие. Младенец Родриго играл свою роль в династических планах Борджиа: он консолидировал их власть над Римом за счет местных баронов. В сентябре 1501 года ребенка вверили опекуну, Франческо Борджиа, кардиналу Козенцы. Его сделали герцогом Сермонеты с поместьями, включившими в себя земли Каэтани, приобретенные Лукрецией, и некоторые недавно конфискованные земли Колонны в новом герцогстве Борджиа. Джованни Борджиа, родившийся в 1498 году, также поучаствовал в разделе земель Борджиа. Вызвано это было переездом Лукреции в Феррару. Права ребенка были заявлены в двух буллах: первая булла провозгласила его сыном Чезаре (было это еще до его брака), во второй булле Александр заявил, что Джованни его сын. Как подчеркнул историк Майкл Малетт, судя по времени появления этих булл, можно предположить, что выпустили их ради опровержения слухов о том, что Джованни Борджиа — внебрачный сын Лукреции. Копии этих документов были обнаружены среди многих документов, которые осторожная Лукреция взяла с собой в Феррару. И снова, желая избежать неловких воспоминаний, папа потребовал, чтобы Джованни Сфорца, несмотря на его родственные отношения с семьей Эрколе, не присутствовал в Ферраре в день бракосочетания Лукреции. Среди выдвинутых другой стороной условий было и такое: Эрколе хотел, чтобы сниженные налоги платили впоследствии и его наследники. Папа, однако, не пожелал изменить буллу. Посланники обратились к Лукреции и Чезаре с просьбой воздействовать на Александра: «Герцогиня накануне говорила с ним об этом, но безуспешно. В другой раз она снова затронула эту тему». Папа, очевидно, сказал ей, что для того, чтобы собрать приданое, придется заложить ее драгоценности, поскольку Эрколе настаивал, чтобы полный расчет произошел до визита Борджиа в Феррару. Драгоценности она отдать отказалась: пусть пайа найдет другой способ собрать нужную сумму. Послам же находчиво ответила, что, мол: «Его Святейшество начал подозревать ее в том, что она чрезмерно печется об интересах Эсте».

Лукреция постаралась произвести такое же впечатление и на Эрколе, заверяя его в своих письмах, что сделает все возможное, лишь бы услужить ему. «Что до подробностей переговоров с Его Святейшеством, я делаю все от меня зависящее для исполнения своего долга по отношению к Вам. К Вашим приказаниям отношусь с глубоким почтением и немедленно исполняю их, впрочем. Вам, должно быть, подробно расскажут об этом Ваши посланники…» — написала она 28 сентября. 8 октября она направила будущему родственнику еще более проникновенное письмо. Воспользовавшись отъездом посланника в Феррару, она собственноручно написала Эрколе несколько строчек: «С помощью Господа я буду служить Вам, это мое единственное желание. Касательно других вопросов, которые в данный момент обсуждаются, я уверена. Вашу Светлость известят Ваши самые преданные посланники…».

В ответ от будущего свекра Лукреция получила самое любезное послание:

За сладкими словами скрывался, однако, торг между папой и герцогом. Лукреция также разыгрывала роль, уверяя Эрколе. будто она на его стороне. Выслушав посланников, она поняла, как велико желание Эрколе передать льготные налоги третьему поколению своих наследников.