Никто и не ожидал любезного приема.

Поэтому Юлия спокойно уселась рядом с кухаркой на стул и, закинув ногу на ногу, любезно заметила:

– Чудесный сегодня день, миссис Хокинз. Как раз для середины июня.

Кухарка на мгновение растерялась, ее круглый ротик приоткрылся, курносый конопатый носик придавал лицу милое, беспомощное выражение, круглые голубые глазки, окаймленные короткими пушистыми ресницами, недоуменно таращились на незваную гостью так, словно та вдруг достала из рукава живого павлина, и теперь он разгуливал по ее кухне.

– Я впервые в Шотландии и, знаете, просто очарована ею. Столько простора, романтики. Но главное – это люди. Природа – это прекрасно, но, покидая страну, обычно увозишь воспоминания о людях и их гостеприимстве. Шотландцы показались мне очень открытыми и веселыми людьми. Жаль, что мой приезд ознаменовался такими трагическими обстоятельствами.

Недоуменно молчавшая до сих пор кухарка ожила. То ли хмыкнув, то ли хрюкнув себе под нос, она уселась обратно на свой стул и снова взялась за ножик.

– Вы ведь давно работаете в замке, миссис Хокинз? – решила Юлия излишне не затягивать вступление.

В ответ опять раздалось то ли хрюканье, то ли хмыканье.

– Вам этот дом, наверное, как родной, ведь вы здесь проводите большую часть времени?

– Хрю.

– Такой старинный род. Столько преданий, семейные привидения, тайны.

– Хрю.

Да. Так им далеко не уехать. Ну, что ж, путь мирных переговоров завел стороны в тупик.

– Что у нас сегодня на обед? – бодро спросила Юлия, передвигаясь ближе к плите.

– Телятина по-шотландски с грибным соусом.

– Запах изумительный! Вы уже солили? – И Юлия коварно приоткрыла крышку.

– Да. Отойдите от кастрюли, – ворчливо распорядилась миссис Хокинз.

– Пожалуй, нет. Мне кажется, надо добавить соли! Поварешки, я думаю, будет достаточно. – Идея с поварешкой осенила ее секунду назад, так будет эффектнее, лучше виден объем!

– Вы с ума сошли! Закройте крышку немедленно! – Кухарка вскочила со своего места, глядя на распоясавшуюся русскую вытаращенными от ужаса глазами.

– Нет. Не так быстро. – И Юлия плавным рассчитанным жестом начала всыпать соль в кастрюлю.

– Отойдите от плиты! – Кухарка сжала покрепче нож и явно готовилась броситься врукопашную. – Немедленно!

– А то что? Перережете мне горло? Или проломите голову, как вашей хозяйке? – язвительно спросила Юлия, указывая на зажатое в ее руке холодное оружие.

Бедная кухарка, которая в силу возраста, спокойной жизни и природных умственных способностей заметно тормозила, с ужасом отбросила нож, глядя на русскую, как на посланника преисподней, посланного ей во искушение.

– Немедленно отвечайте! – загромыхала Юлия на всю кухню. – С кем покойная маркиза крутила роман здесь, в замке?

– С Альфредом Смитом! – пискнула деморализованная миссис Хокинз.

– Не с лордом Бредфордом? – От неожиданности Юлия опустила поварешку с солью и потеряла контроль над ситуацией.

Поварешка была грубо вырвана у нее из рук, крышка кастрюли задвинута, а кухарка закрыла собой плиту, как амбразуру.

Взглянув ей в глаза, Юлия поняла, что еще один такой номер не пройдет, и решила резко сменить тактику.

– Простите меня, миссис Хокинз, за эту безобразную выходку, – сказала она тихим, потерянным голосом, словно без сил опускаясь на стул. – Весь этот ужас! Вы замужем? – Юлия подняла на нее полные страдания глаза.

– Я вдова, – с достоинством ответствовала кухарка.

– И дети, наверное, есть?

– Да. Двое, взрослые уже, – словно с неохотой проговорила та, потихоньку теряя боевой задор.

– Мальчики?

– Мальчик и девочка.

– Наверное, у них уже свои семьи?

– Да, а как же. – Миссис Хокинз сложила руки на животе.

– И внуки есть?

– Есть. Четверо шалопаев. Двое здесь живут, а двое в Абердине. – На лице кухарки против воли проступила скупая, довольная улыбка.

– Тогда вы поймете меня. – Юлия вздохнула с таким надрывом, что даже камень не остался бы равнодушен к страданиям матери. – Моя девочка... моя малышка! Вместо свадьбы!

Рыдания безутешной матери были искусственными лишь первые две минуты. Когда она почувствовала на своем плече теплую мягкую ладонь миссис Хокинз, напряжение последних дней полилось из Юлии неудержимым потоком. Она бессвязно что-то говорила то по-русски, то по-английски, жаловалась, умоляла, сожалела. Через полчаса, вдоволь наревевшись, с красным от еще не высохших слез лицом, она сидела над чашкой ароматного чая, а миссис Хокинз, все еще изредка шмыгая распухшим носом, расставляла на столе перед Юлией всякую вкуснятину: блюдо с горячими булочками, от которых чудесно пахло корицей, пирог с почками, с ревенем, горшочек деревенского масла, печеночный паштет, овечий сыр, свежевыпеченные кексы, домашнюю колбасу с требухой, кувшин со сливками, яблочное повидло, таким понятным ей образом выражая свое искреннее сочувствие.

– Да, Альфред тогда только поступил на службу. Ох, и красавец был! Только вернулся со службы в армии, – подперев рукой пухлую щеку, рассказывала усевшаяся напротив успокоившейся гостьи кухарка. – Высокий, стройный, а глаза! Так и искрились смехом! Все наши горничные только и знали, что на конюшню бегать. Миледи тогда года два как вышла замуж за старого маркиза. Он сам хоть и нестарый тогда был, а какой-то унылый. Молчаливый такой. Мне горничные говорили: бывало, за весь день с женой и тремя словами не перекинется. Очень любил у себя в кабинете сидеть. Все писал что-то, то ли историю рода Хантли, то ли про морские сражения. Я точно не знаю. Бен лучше помнит. Он у старого маркиза камердинером служил, а еще раньше воевал под его командой. Не помню, где точно, но Бен всегда был очень предан милорду, а потом и его сыну. Мы в его присутствии стараемся про господ вовсе не разговаривать. А то лет пять назад Билл Тейлор, служил тут у нас один такой, – Сара сделала неопределенный жест, – попробовал было неудачно пошутить в адрес миледи, так Бен как кинется на него! В пять секунд повалил на пол, схватил со стола молоток, каким я мясо отбиваю, едва не прибил! Еле растащили. Так теперь мы при нем и вовсе помалкиваем.

– А что леди Хантли и конюх? – вернула Юлия миссис Хокинз к интересующей ее теме.

– Ах, да! Тогда лето было, сезон в Лондоне закончился, вот миледи и маялась в поместье от скуки. Потом-то, после рождения наследника, она уже свободнее себя вела. Уезжала когда хотела. В Хантли появлялась на несколько дней и часто с компанией гостей. Очень любила повеселиться! У нас тогда, в восьмидесятых, музыка не смолкала, танцы, охота, теннис, верховые прогулки, смех с утра до ночи. Друзей она себе таких же развеселых находила. Это уж она к старости такой чопорной и скучной стала. Устала, наверное. А капризной и своевольной всегда была.