заплачу, на что я сказал, что с них я денег не взял за показ кино; тогда он задумался и, как деловой человек, согласился, надиктовал дикторский текст бесплатно.

Раз зашла речь об американцах, вспомнил курьёзный случай. Однажды в Братске я показывал фильм группе туристов из США; они смотрели с удовольствием; сотрудница, когда я прощался, сказала, что до просмотра моего фильма группа была на Братской ГЭС и поведала мне одну историю. Туристы сидели в специально устроенном для экскурсантов красивом зале и гид, молоденькая девушка из Интуриста, рассказывала о строительстве Братской электростанции и известной на весь мир 100-метровой плотины; когда она ответила на вопросы, один американец встал и сказал: «Если атомная бомба разрушит плотину, то хлынет такая огромная масса воды, что смоет всё жильё в городе, а также все деревни и посёлки, расположенные ниже по течению Ангары, погибнут тысячи и тысячи жителей; от такого заявления слушатели были в шоке, а экскурсовод побледнела, растерялась, ничего не могла сказать в ответ; тогда к ней подошла пожилая русскоговорящая армянка и, чтобы успокоить девушку, сказала: «У нас в Америке таких идиотов очень много, не стоит сильно расстраиваться».

В Братске один раз я показывал группе французских туристов фильм, текст к которому надиктовал Безье; люди смотрели с интересом и не сделали ни одного замечания; после этого решил сделать хорошо оформленный рекламный листок с аннотацией фильма, но сначала на русском языке; затем перевёл, пользуясь уже имеющимися у меня текстами, на другие языки. Будучи в командировке в Иркутске, я зашёл в гостиницу Интурист, переводчики сказали, что сейчас здесь находятся английские туристы, приехавшие посетить Байкал; мне было интересно показать именно англичанам фильм с текстом по-английски; я договорился, что вечером покажу фильм; затем в вестибюле гостиницы заметил нескольких человек с киноаппаратурой, возле них стояла знакомая переводчица; она сказала мне, что эти англичане снимают фильм о Байкале и руководителем у них редактор из ВВС; я стал наблюдать и, когда они окончили разговор, редактор сел на диван; я подошёл к нему, протянул листок с аннотацией к фильму и, не зная английского, жестом попросил прочесть, он что-то меня спросил; я подозвал переводчицу, сказал об аннотации к фильму и попросил её объяснить редактору, чтобы он поправил текст, написанный мною; я дал ему авторучку, он что-то исправил и, улыбнувшись, сказал переводчице, а она перевела мне: «Теперь это смело можно показывать англичанам»; я поблагодарил их, редактор пожал мне руку, что-то сказал, возможно, пожелал успеха, но я понял только одно слово «коллега».

Вечером в номере, где собралась английская группа, я в присутствии молодого интуристовского переводчика, который был на дежурстве, показывал фильм; группа в основном молодёжная, но руководителем был пенсионер, бывший каменщик, симпатичный высокий мужчина; все с интересом смотрели кино, но не обошлось без сюрприза: при показе красивого здания трапезной Киево-Печерской Лавры, одна девушка переспросила у подруги это название и та громко пояснила: «Трапиздная!»; я и переводчик, не удержавшись рассмеялись, но туристы, естественно, не поняли о чём это мы; поблагодарили за фильм, текст которого хорошо восприняли в переводе Бунаева, а я позвонил ему домой, рассказал обо всём, в том числе о «трапиздной»; он хохотал, остался доволен, я его ещё раз поблагодарил за хороший перевод; через некоторое время Бунаев уехал в США преподавать в университете русский язык, и кто-то говорил, что позже перевёз туда семью на жительство.

В Братске ребята, работавшие в институтском радиоузле, посмотрев фильм во время показа на конкурсе, подарили мне небольшое приспособление к проектору, которое позволяло с помощью встроенного реостата, в начале и в конце показа конкретного слайда, плавно зажигать лампу и также плавно гасить её, как, например, плавно зажигается и гаснет люстра в зрительном зале театра; конечно, это делалось не автоматически, а мною – я должен был сам потихоньку вращать тумблер, но всё же теперь удавалось проектировать на экран изображение не сразу, как раньше, а плавно; оно красиво «выплывало» на экран из тёмного зала, повышая эффект показа; тем более, что во время короткой смены кадра в полной темноте продолжала звучать красивая музыка.

XX

К сожалению, только в Братске, когда мне уже стукнуло 50 лет, я по-настоящему задумался о своём здоровье. «Здоровье стоит настолько выше всех внешних благ, что поистине здоровый нищий счастливее больного царя. Обусловленный полным здоровьем и счастливой организацией спокойный и весёлый нрав, ясный, живой, проницательный и быстро схватывающий ум, умеренная, кроткая воля, дающая чистую совесть, – вот преимущества, которых не может заменить никакой ранг, никакое богатство» (Шопенгауэр).

. Однажды мне удалось побывать в санатории «Красноярское Загорье», он расположен в предгорной местности Назаровского района; лечение суставов местными грязями было эффективным, а после обеда и в выходные дня я со своим соседом по номеру гулял среди богатой природы; мы нарвали цветов душицы, повесили сушить на балкон; несколько раз спускались от здания санатория вниз к степной местности, недалеко было село с единственным магазином; в период уборки урожая был сухой закон, но любители выпить находили решение: или привозили водку с собой, или покупали в селе самогон; однажды утром мы не смогли спуститься на ближайшем лифте в столовую, пришлось идти по длинному коридору в противоположный конец к другому лифту; когда вышли на первом этаже, узнали печальную новость: вечером два ветерана ВОВ в своём номере выпивали, а к утру один скончался, сердце не выдержало; поэтому лифт был долго занят, пока труп спускали на первый этаж.

По возвращению в Братск, с Галей залили кипятком в заварочном чайнике душицу и вместо того, чтобы подлить заварку в чай, стали, сидя в креслах перед телевизором, пить настой; минут через двадцать нас стало «душить»: пробил пот, перед глазами всё поплыло, мы поняли, какую глупость совершили; уже вечерело, открыли все окна и двери, сделали сквозняк, легли на кровать и постепенно стали приходить в себя – урок на всю жизнь.

XXI

Моя работа на кафедре ТСП протекала нормально, взаимоотношения с коллегами были благожелательными, научная и внедренческая деятельность была весьма продуктивна и давала дополнительный заработок. Что же ещё надо до полного удовлетворения! На кафедре уже не было споров и разборок, как при Ермаковой; приходили молодые, к ним относились хорошо, помогали в работе. Из-за частых командировок я не знал, что декан Глебов был недоволен Полевским, хотя претензий к работе коллектива кафедры не предъявлял; но оказалось, что конфликт между ними разрастался, и причина заключалась в характере Полевского, в его неуступчивости; конечно, наш руководитель был не сахар, как