можно догадаться только по исподволь накатывающим волнам все более жаркого воздуха.

Сознание новичка было полностью открыто — кроме тех его частей, которые не подлежали постороннему взгляду и были поэтому безжалостно вдавлены в самую его глубину. И ответное противодействие создавало в этих местах такое сумасшедшее напряжение, что вся картина подрагивала — потому и была под пустыню замаскирована.

Это было уже не просто очень подозрительно — я понял, что разговор с охраной Игоря даже до машины откладывать нельзя.

С трудом оторвавшись от чудовищного зрелища в сознании новичка, я двинулся к Даре с Игорем, возле которых расположилась та Стасова парочка — инвертированная, судя по усиливающемуся грохоту у меня в ушах.

В невидимости я все же зажал их руками — помогло не очень, но я решительно убедил себя в обратном.

— Всем привет! — торопливо бросил им я, чтобы побыстрее закончить эту пытку. — С сегодняшнего дня — повышенная боевая готовность.

— Ты откуда нас вычислил? — настороженно отозвался один из них.

— Оттуда же, откуда вас научили! — огрызнулся я — застучало уже не в ушах, а в самой голове. — Запомните вот этого — в его присутствии держитесь к Игорю как можно ближе.

— Сейчас командиру доложим, — неуверенно протянул второй. — Он никаких новых указаний не давал.

— Да что он оттуда, сверху, видит? — завопил я, еле сдерживаясь, чтобы не завыть. — Я вам здесь и сейчас говорю, что с этим типом что-то не так — от него явная угроза исходит. У меня свои источники есть — будете Стасу докладывать, скажите ему, что информация от … того, кто возглавлял делегацию на землю.

— Какую еще делегацию? — снова напрягся первый.

— Докладывайте! — таки взвыл я. — Немедленно! Только отойдите! Чтобы я не подслушал. Я пока Игоря постерегу.

Когда в голове воцарилась блаженная почти тишина, я вслушался в эхом отозвавшуюся в ней последнюю инструкцию темного предводителя. Ну, вот он и пришел, момент экстренной связи, подумал я, морщась от уже слегка забытого ощущения впивающихся во все тело колючек.

Глава 17. И проиграв, осталось в мироздании…

Создать манифест Союза свободных и независимых миров оказалось существенно проще, чем сам Союз.

Хотя и на создание манифеста ушло намного больше времени, чем рассчитывал Первый.

Он сам только его самые общие положения успел в голове сформулировать, но, ступив в свой кабинет, в первый момент подумал, что в спешке ошибся пунктом назначения — в конце концов, туда он давно уже не наведывался.

Атмосфера в его кабинете была такая, словно там окончание особо сложного проекта отмечали. Народу там собралось примерно столько, сколько и в его последнюю встречу с ними, но если в тот раз владельцы миров большей частью помалкивали, лишь бросая на него настороженные взгляды и выдвинув только одного выразителя их интересов, то сейчас вокруг них бесновалось такое оживление, что его появления никто даже не заметил.

Все они ни минуты на месте не стояли — бросались то к одному, то к другому, обнимались, хлопали друг друга по плечу, жали протянутые со всех сторон руки — и беспрестанно и одновременно галдели.

Первый опустился на стул за своим столом, поставил на стол локти, подпер руками голову и принялся вслушиваться — в надежде добавить в манифест пару-тройку тезисов в дополнение к своим собственным.

Однако, доносились до него со всех сторон лишь уже неоднократно звучавшие в его башне обвинения в адрес другой — но с одним лишь отличием: в начале каждой произносимой фразы звучало «Больше никогда!».

Обводя глазами это броуновское движение, Первый наткнулся ими на своего помощника — прижавшегося к стене возле двери и явно пережидающего первый шквал эмоций присутствующих с выражением бесконечного терпения на лице.

Вот если бы я одним только терпением каждый накат ледяной пустыни встречал, подумал Первый, то она бы меня давно уже похоронила.

Он встал и резко, со всего размаха, хлопнул в ладоши.

— Тихо! — рявкнул он, словно тот самый завывающий, пронизывающий до костей ветер перекрикивая. — Замолчали все! И сели. Куда-нибудь.

Все головы не менее резко дернулись в его сторону — и время как будто остановилось: все звуки оборвались посреди слова, и все жесты и движения замерли в том положении, в котором их застал его окрик.

Через пару минут время снова запустилось, и окаменевшая только что толпа начала понемногу рассасываться — каждый устраивался, где придется. С видом невероятного облегчения к Первому двинулся, лавируя между притихшими владельцами миров, его помощник.

— Угомонились? — удовлетворенно кивнул Первый. — Тогда работаем.

Если это можно было назвать работой. Первый вдруг понял, насколько он привык в этой башне к полному взаимопониманию со своей командой, где каждый схватывал слова другого на лету и если и выдвигал возражения, то исключительно конструктивные, которые направляли обсуждение задачи в новое русло — то ли сокращая путь между двумя ее точками, то ли обходя возникшие препятствия.

Здесь же он словно снова со своим миром столкнулся — вставляющим ему палки во все колеса из чистого удовольствие подтвердить лишний раз свое чувство противоречия — только многократно умноженным.

По крайней мере, они смогли хотя бы оттолкнуться от того названия манифеста, которое родилось у него мгновенно и само собой.

С ним все согласились единогласно и без раздумий.

Но затем последовали дополнения и уточнения. Продраться через которые — хотя бы к следующей фразе документа — оказалось ничуть не легче, чем через самые густые заросли в мире Первого.

Под свободой его собеседники понимали полную неподконтрольность кому бы то ни было. А также полную неподотчетность. И отказ от любых законов. И непризнание любых авторитетов.

В понятие независимости они вкладывали полную автономию от других миров, право устанавливать свой собственный порядок на своей территории, распоряжаться всем на ней находящимся по своему собственному усмотрению и являться на ней единой и неделимой властью.

А вот в союзе они видели обязательное оказание помощи со стороны других миров при возникновении любых проблем в их собственных. И вопрос Первого — «Какой именно помощи?» — впервые не вылился в долгую и жаркую дискуссию: «Любой!» — в один голос заявили они.

Первый заподозрил, что такое единодушие было вызвано тем, что перед ним сидели представители именно тех миров, которые были созданы одними из первых и в которых уже начались сбои. А их открытая неприязнь к другой башне проистекала из того, что никакой помощи оттуда в отношении этих сбоев они так и не получили — хотя именно разработка этой помощи была объявлена Вторым основной