Все еще тяжело дыша, они молча лежали в объятиях друг друга. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они вновь обрели способность говорить.

— Я не могла не приехать, — прошептала Фелисия, глядя в лицо Герберта.

Его глаза были сейчас так близко… Фелисия все еще не могла поверить, что все это произошло с ней наяву. Казалось, еще немного, и она проснется в своей жемчужно-голубой спальне, в одинокой постели.

Фелисия поспешно взяла руку Герберта и приложила его ладонь к своей щеке. Как это упоительно — чувствовать, как он нежно гладит ее лицо! Нет, это не сон. Она действительно лежит в объятиях Герберта, минуту назад они упоенно занимались любовью. И что бы теперь ни случилось, этих переживаний у нее никто не отнимет. Они принадлежат ей одной. Навсегда.

Герберт улыбнулся и чуть крепче сжал ее в объятиях.

— Я знаю, — прошептал он, поцеловав Фелисию в висок. — Я теперь думаю, что с самого начала знал, что ты приедешь. Поэтому я ничуть не удивился, когда увидел тебя на берегу.

Он вздохнул и повернулся на спину. Фелисия с беспокойством заглянула ему в лицо, ставшее вдруг грустным и слегка отрешенным.

— Я тебя потревожила? — тихо спросила она. — Ты ведь хотел побыть один… Но я ничего не могла с собой поделать.

Герберт с улыбкой покачал головой.

— Я уехал не от тебя, а от себя самого. К тому же я хотел, чтобы со всем этим было покончено в мое отсутствие. Я всегда терпеть не мог все эти формальности и вообще юридические дрязги.

Фелисия непонимающе смотрела на него, и Герберт пояснил:

— Я связался по телефону с моим адвокатом и сообщил, что хочу начать бракоразводный процесс. С ней я не хочу встречаться — ни теперь, ни после. — В спокойном голосе Герберта появились горькие нотки. — Конечно, в этом случае развод обойдется мне гораздо дороже, но я никогда не был практичным человеком.

Он вновь замолчал, и Фелисия, прижавшись к Герберту, сочувственно погладила его по плечу. Она вовсе не испытала торжества, узнав, что Герберт вскоре станет свободным от брачных уз. Напротив, у нее появилось какое-то странное смешанное чувство жалости к Герберту и стыда за себя.

— Она получит все, что ей причитается, и даже более того, — бесстрастно продолжил Герберт, — в обмен на одно-единственное условие.

— Какое условие? — спросила Фелисия внезапно севшим голосом.

— Больше никогда не пытаться со мной увидеться.

— А она пыталась? — уточнила Фелисия.

Герберт кивнул.

— Она несколько раз пыталась мне дозвониться и отправила десятки сообщений, которые я стер не читая.

— И ты выполнишь все ее пожелания? Ты не считаешь, что она заслуживает лишь того, чтобы быть вышвырнутой вон с одним чемоданом?

Фелисия не подозревала наличия у себя недобрых чувств. Обычно она была довольно миролюбивой и чуждой корыстных притязаний. К тому же Фелисия никогда не отличалась особыми коммерческими талантами и довольно слабо разбиралась в разных юридических тонкостях. Но теперь обида за Герберта и злость из-за причиненных ему страданий взяли свое — Фелисия на несколько минут превратилась в свою противоположность. Она считала, что Саманта заслуживает, чтобы ее выгнали пинками из особняка. Она даже припомнила, что где-то читала о том, что муж имеет право не учитывать притязаний жены при разводе, если она была уличена в измене. Во всяком случае, очень похоже…

Герберт, видимо, догадался, что творится сейчас в душе Фелисии, поскольку с легким смехом обернулся к ней и вновь прижал ее к себе.

— Не знал, что ты такая злючка! — Он ласково заглянул ей в глаза. — Видишь ли, — произнес он раздумчиво, — ее тоже можно понять.

— Понять? Ее?! — вскинулась Фелисия.

— Да, — твердо сказал Герберт. — Я много думал об этом, вспоминал. В моей памяти всплыли многие подробности, казавшиеся мне ничтожными. Но теперь они предстают в несколько ином свете. — Он помолчал. — Я мог бы о многом догадаться с самого начала, еще до свадьбы.

Но мне так хотелось обладать ею, что я не давал себе труда понять, что же она в сущности собой представляет. — Герберт невесело усмехнулся. — Меня неодолимо влекло к ней как эстета или художника. Мы ведь так любим приукрашивать наши чувства и тех, к кому их испытываем!

— Но при чем здесь твой нелепый альтруизм? — нетерпеливо перебила Фелисия.

— Это вовсе не альтруизм. — Герберт покачал головой. — Во всяком случае, не в том смысле, который принято вкладывать в это слово. Видишь ли, это, наверное, не самая лучшая работа — жить с нелюбимым мужем и постоянно быть начеку, притворяясь любящей и верной женой. Да еще с мужем, который постоянно раздражает, да еще и не иметь возможности дать выход этому раздражению. С моей стороны было бы куда честнее не жениться на ней вовсе или дать развод гораздо раньше.

— Но ведь ты не обязан заниматься благотворительностью! — не желала сдаваться Фелисия.

— Конечно нет, — согласился Герберт. — Но, видишь ли, все не так просто. И потом, надо отдать ей должное — я действительно был счастлив. Поэтому некоторое вознаграждение за свои неудобства она заслужила.

Фелисия едва не сказала, что это «вознаграждение» бывшая миссис Фэйрфакс непременно разделит с Фредом Понери, но вовремя сдержалась. Это было бы слишком жестоко по отношению к Герберту и вряд ли изменило бы его решение. Ни к чему растравлять его рану.

Они молча лежали, обнявшись, но каждый думал о своем. Фелисия начала соскальзывать в сон, ведь совсем рядом, за стеной коттеджа убаюкивающе шуршали прибрежные волны. На остров опустились сумерки. Дверь в спальню была приотворена, и в нее проникал слабый свет из комнаты, где они ужинали.

Фелисия вдруг спохватилась — ведь она не предупредила отца, что не будет ночевать дома! Во время своего поспешного отъезда на Ланди она меньше всего думала о своих дочерних обязанностях. Она вообще ни о чем не способна была думать, лишь бы поскорее оказаться рядом с Гербертом. Фелисия с беспокойством приподнялась на постели.

— Что-то случилось?

— Мне пора ехать.

Фелисия услышала тревогу в собственном голосе. Неужели она так боится отцовского гнева? Но она тут же рассердилась на себя за эту неуместную мысль. Гнев тут ни при чем, просто она любит отца и не хочет причинять ему беспокойство. Она представила, как отец ходит по своему кабинету, изредка выглядывая в окно — не подъехал ли ее автомобиль. Конечно, она может позвонить, но что она скажет? Очередную ложь?

— Ты хочешь уехать? — переспросил Герберт. — Но я не хочу тебя отпускать. К тому же последний паром ушел часа два тому назад.

— Ты правда не хочешь меня отпускать? — Голос Фелисии задрожал от радости, Мысли об отце отступили куда-то на задний план.

— Знаешь, когда я увидел тебя сегодня на берегу, такую нежную, чистую, с развевающимися на ветру волосами… — Герберт с нежностью улыбнулся и погладил Фелисию по волосам.