Как же! Размечтался! «Рысь» вдарила из пушки. Прямой наводкой.

Ба‑бах!

Попало!

Тряхнуло!

Оглушило!

Еще раз! Еще!

И все же скорострельная двадцатимиллиметровка легкого разведывательного танка слабовата будет против лобовой брони «Пантеры». Бронебойные снарядики «Рыси» рассчитаны на цели попроще. И сейчас снарядики эти рикошетили, отскакивали, не причиняя вреда. Если не считать гула в башне и в голове.

Снова выстрел, снова… Еще удар. Еще…

В башню. В корпус…

Уйти от обстрела не стоило и пытаться. С полуразобранным‑то двигателем, побитым к тому же пулеметной очередью! Броня, правда, держала удары стойко, но…

Но атакующий танк уже объезжал неподвижного противника. Кажется, немцы отказались от мысли напугать Бурцева и выкурить его из «Пантеры». А если «Рысь» зайдет сзади да засандалит по распахнутому моторному отсеку? Да по бакам! Блин, тогда в раскаленном танке станет гор‑р‑раз‑до жарче. Надо отвечать. Надо! И не из пулемета, конечно.

Бурцев осматривал и ощупывал пушку. В принципе‑то, все орудия одинаковы. Ну или почти. В десантуре его многому учили. Диверсанта‑универсала как‑никак готовили. Так что общее представление о пушках, в том числе и о танковых, он имел. Орудие «Рыси» освоил — разберется и с семидесяти‑пятимиллиметровкой «Пантеры». Куда деваться — выбора ведь нет!

Итак, что тут у нас? Казенник, клиновый затвор, полуавтоматика копирного типа, гидравлический тормоз отката и воздушно‑жидкостный накатник. Секторный подъемный механизм, а на рукояти маховика — кнопка электроспуска. Имелся даже компрессор для продувки ствола после выстрела. Компрессор располагался прямо под его, бурцевским, задом. Жаль вот только, башню при неработающем двигателе придется ворочать вручную. Ладно, крена нет — справимся.

Снаряд он выбрал из тех, что поувесистее. Наверное ж, бронебойный. Наспех и с третьей попытки зарядил орудие. Болванка под семь кагэ наконец‑таки вошла куда положено.

Со стороны было видно, что танк ожил. Чуть опустилась пушка, валя тент. Потом сдвинулась башня.

«Рысь» не тратила время на маневры. Экипаж гнал машину быстро и прямо. По предсказуемой траектории — самой короткой дорогой к уязвимой корме противника. «Рысь» находилась уже в сотне метров — не дальше.

Бурцев разворачивал башню, соревнуясь в скорости с вражеской бронемашиной.

Немцы заволновались. Легкий танк‑разведчик поворотил короткий пушечный ствол и — ба‑бах! ба‑бах! ба‑бах! — шарахал на ходу, не останавливаясь. И снова не промахнулся. Тряхнуло уже не спереди — сбоку. И сзади. Слава богу, топливные баки пока целы! Но надолго ли?

Бурцев перестал крутить башню. Прямая наводка с упреждением на два корпуса.

На полтора.

На корпус.

На полкорпуса…

Он целил не в приземистую башенку врага — ниже. Куда попасть проще. «Огонь!» ‑скомандовал сам себе. И нажал гашетку.

Огненный всполох задел «Рысь» чуть‑чуть, самую малость. По гусенице слегка мазанул. Но дело свое сделал — остановил машину. С выбором снаряда Бурцев не ошибся: пушка «Пантеры» выхаркнула бронебойный плевок. Полетели сорванные траки, танк закружился волчком, встал. А расстреливать неподвижную мишень — это ж куда как проще!

Немцы тоже все поняли. Немцы выскакивали, бежали прочь от обездвиженного железного гроба. Первый бежал, второй… В танке оставалось еще двое… И эти двое на что‑то надеялись.

«Рысь» пальнула снова. В корму. Но, видимо, достать топливные баки «Пантеры» куцая двадцатимиллиметровка со своей позиции пока не могла.

Второй раз Бурцев заряжал орудие быстрее. И второй снаряд вогнал точнее. Аккурат под башню вогнал. Бронебойная болванка семидесятипятимиллиметровой пушки — верная смерть для легкого танка. Снаряд вышиб в броне «Рыси» пробку размером с кулак. Где‑то в чреве машины сдетонировала боеукладка. Башню сорвало, своротило набок. На фиг!

Го‑тов!

Двух танкистов, что бежали к замку, Бурцев скосил из спаренного пулемета. Потом наступила очередь тевтонов, укрывшихся в крепости. Бурцев заряжал, наводил, стрелял. Заряжал, наводил, стрелял…

Помимо бронебойных, в «Пантере» имелись подкалиберные и осколочно‑фугасные снаряды. В дело шло всё. Подряд. Бурцев целил по брешам в стенах, по бойницам, по разбитым воротам. Палил туда, где мелькали черные кресты. Полтора десятка выстрелов — и кресты мелькать перестали.

Дальнейший штурм он предоставил вершить подоспевшим мамлюкам Бейбарса и рыцарям Жана Ибеленского. Если, конечно, в Тороне‑де‑Шевалье еще оставалось кого штурмовать.

Из танка Бурцев выполз, как из сковороды, чувствуя себя куском тушеного мяса. Мокрый, измотанный, изжаренный, на грани теплового удара. Первое, что он увидел, была верблюжья морда, флегматично взиравшая за происходящим. Корабль пустыни с пулеметом на горбу спокойно прохаживался неподалеку. Целый и невредимый! Ну бывают, бывают на свете счастливчики, которых не берут ни пули, ни снаряды.

А вот «Пантере» повезло меньше: двадцатимиллиметровка «Рыси» все же разворотила открытое моторное отделение. Теперь танковый движок точно не подлежал восстановлению.

Все‑таки потери у них были. При штурме погиб один человек. Капитан Жюль — верный вассал ее величества королевы Кипра Алисы Шампанской лежал под самыми стенами с арбалетной стрелой в груди. Еще пятеро — трое сарацин и двое рыцарей бейрутского сира — получили легкие ранения. И с водой тоже вышла неувязочка.

— Хранители Гроба забросали Торон колдовскими громами и молниями, — хмуро доложил Жан д'Ибелен.

Несколько выстрелов, которые произвел по крепости Бурцев, были так себе — каплей в море. А вот обстрел, что устроили до него эсэсовцы, — совсем другое дело. В цитадели все оказалось перерыто так, будто по замковому двору и святой обители прошлись гигантским плугом. Кругом — воронки. Стены обвалены, земля смешана с камнями и останками павших. Единственный источник засыпан. Колодцы разрушены, водоносные пласты потревожены. Живительная влага ушла. Даже резервуары, где всегда держалась вода для скота на случай осады и прибытия больших караванов, разбиты, пусты и сухи.

В общем, перестарались фашики на свою голову. Потому‑то и рыскал по окрестностям брат Курт в поисках воды.

— Тамплиеры? Жители Торона? Кто‑нибудь уцелел? — спросил Бурцев.

Жан Ибеленский скорбно покачал головой:

— Похоже, рыцари Армана де Перигора надеялись отвести беду от святой обители. Они покинули крепость, чтобы принять бой под ее стенами, и пали все до единого. Впрочем, монахов, оставшихся в замке, немцы тоже не пощадили.