Дарвиш прищурился:

— До появления Кафарова такие прогрессивные люди, как я, сочувствовали Аль-Баширу. Мы думали, что ему тоже нужны перемены. Мирные перемены. Но сейчас Аль-Башир потерял интерес к построению цивилизованного общества; теперь ясно, что он просто хочет захватить власть для себя и своей клики. Теперь для него самое главное — демонстрация силы, своего могущества. Некоторые винят в этом Кафарова. Кафаров пришел со своим оружием, и Аль-Башир уже не может без него обойтись. Если здесь начнутся какие-нибудь неприятности, он вернется и… — Дарвиш хлопнул ладонью по столу. — Поэтому, Дима, нам совершенно не нужны неприятности. Вы должны уходить.

Дима не отводил взгляда от лица друга:

— У нас есть одно дело.

Дарвиш собрался было протестовать, но Дима приложил палец к губам. Он рассказал о смертоносном грузе Кафарова и отмененной встрече с Аль-Баширом.

— Время уходит. Нам нужна информация сверху. Нам нужен кто-то из высшего командования ССО. Причем это должен быть такой человек, на которого можно надавить.

Он взял Дарвиша за плечи и повернул лицом к себе:

— Ты влиятельный человек. Ты знаешь многих людей. Помоги нам.

Дарвиш покачал головой, протянул руку к чашке, стоявшей на столе, и одним глотком осушил ее, словно это была его последняя чашка чая в этой жизни.

— Последнее одолжение, в память о старых временах.

— Дима, ты мне как брат. Ты знаешь, что я за тебя умру, но…

— Если я не найду эту бомбу, то мы все умрем.

Дарвиш снова поднял руки к потолку и уронил их на колени.

— Люди верны Аль-Баширу, но только из страха. До недавнего времени он был народным лидером, надеждой нашей нации. А теперь… — Он с выражением полного отчаяния покачал головой. — Многих его старых соратников казнили. Теперь его окружают другие люди — иностранцы…

— Да, я знаю. Иностранное влияние. Но чье именно?

— Ты же знаешь Тегеран, чего там только не рассказывают. Некоторые говорят, что за границей у него родился сын.

Нет, так не пойдет. Нужно найти другой подход. Дима улыбнулся:

— Дарвиш, ты знаешь в Иране всех, у тебя много влиятельных родственников… Может, кто-нибудь из них…

Но это тоже не подействовало. Дарвиш трясся, обливаясь потом. По всему видно было, что он уже сожалел о решении помогать русским.

— Ты попросил меня сфотографировать лагерь. Ради нашей прежней дружбы. Хорошо. Это опасное дело, но я его сделал. Потом ты устраиваешь там крушение вертолета, гибнет куча народу. А сейчас ты просишь меня стать предателем…

Дима, продолжая улыбаться, перебил его:

— Ты же бизнесмен, Дарвиш, у тебя большие связи. Ты все это время играл по правилам. Очень немногие из нас всю жизнь верны присяге. Ты согласился открыто встретиться с нами в момент национального кризиса. Я делаю вывод, что ты не слишком-то боишься ССО. Никто ничего не узнает. Ты сделаешь это не для меня — для своей страны. Подумай об этом.

Дарвиш думал, но не о том, что было нужно Диме. Пока нет. Дима решил надавить на него, заговорил более холодным тоном:

— У нас нет времени на сбор информации, наблюдение за людьми, поиски их слабостей, компромата. На это нужны недели и месяцы, а у нас есть всего несколько дней, а может, только несколько часов, чтобы найти Кафарова и его бомбу. Брат, не заставляй меня давить на тебя.

Дарвиш отпрянул, охваченный негодованием:

— Ты меня шантажируешь. После всего, что я…

Дима ледяным взглядом заставил его замолчать. Их взаимоотношения были далеко не тривиальными. Играя роль спецназовца-инструктора в Революционной Гвардии, Дима на самом деле вел разведывательную работу, а Дарвиш был его источником в правительстве. Он поставлял ГРУ весьма ценную информацию и был щедро вознагражден. Дарвиша так и не раскрыли, и благодаря этому Дима до сих пор имел над ним власть.

— Некто очень близкий к Аль-Баширу знает о Кафарове, — снова заговорил Дима. — Мы знаем, что связь есть, потому что прошлой ночью они собирались встретиться лично. И если Аль-Башир был готов ехать сюда ради этой встречи, значит, он считает Кафарова ценным союзником. Очень ценным. Давай же, Дарвиш, вспомни старые времена. «Все возможно» — так ты говорил раньше. «Ты получишь все, что тебе нужно, Дима». Помнишь?

Дарвиш в отчаянии уронил голову на руки. Прошло несколько секунд, затем он вскочил на ноги:

— Подожди пять минут, пожалуйста.

Когда Дарвиш ушел, первым заговорил Владимир:

— Неплохое шоу, Дима. Ну и какой нам с него толк, а?

Дима скрестил руки на груди:

— Сейчас увидишь.

Настала очередь Кролля:

— Поскольку у нас очень мало времени, может, будет проще переломать ему ноги?

Дима бросил взгляд на Зирака, который с сосредоточенным видом жевал лепешку.

— А ты что думаешь?

— Плохое варенье; моя мать варит гораздо лучше.

Дарвиш вернулся через две минуты. Он принес свадебную фотографию и визитную карточку. Положив фото на стол, он указал на жениха — крупного, мускулистого мужчину лет сорока с жестким взглядом. Рядом с ним стояла улыбающаяся, счастливая невеста.

— Это Газул Халин. Третий номер после Аль-Башира. Глава разведки.

Дима взял фотографию, рассмотрел внимательнее.

— И как нам до него добраться?

Дарвиш ткнул пальцем в невесту:

— Это моя дочь, Амара.

Через полчаса Дима получил всю необходимую информацию об Амаре и ее муже. Дарвиш, в промежутках между рыданиями, рассказал, что не одобрял этого брака, хотя и не осмеливался возражать.

— Мы с ним поссорились. Очень сильно. Он нехороший человек. Все, чего он достиг, построено на насилии. — Он стукнул кулаком по столу, а другой рукой сделал такой жест, словно хватал Диму за гениталии. — Все его люди у него в кулаке, он держит их за яйца. Он параноик. У него собственная служба охраны, они дежурят круглосуточно. И телохранители не из ССО. Его собственные. И у Амары тоже. Они никогда не остаются на одном месте дольше нескольких дней.

— Она несчастлива с ним?

— Сейчас я получаю сообщения с незнакомого телефонного номера. Я всегда был осторожен в контактах. Но я знаю, это моя Амара. «Папа, прошу тебя, давай помиримся». Разумеется, я готов помириться! Она смысл моей жизни! «Я так сожалею, я совершила ужасную ошибку, я хочу вернуться домой». Она хочет убежать от него, но слишком напугана. Он держит ее практически под замком. А теперь все это — землетрясение, беспорядки! Она в отчаянии. Она посылает мне сообщения каждый день, иногда пять-шесть раз, но что я могу сделать?

Дима прислонился к стене, скрестив руки на груди.