Хиросима, — писал Бэрчетт, — не похожа на город, пострадавший от обычной бомбежки. Впечатление такое, будто по улице прошел гигантский каток, раздавив все живое. На этом первом живом полигоне, где была испытана сила атомной бомбы, я увидел невыразимое словами, кошмарное опустошение, какого я не встречал нигде за четыре года войны».

3 сентября 1945 года, на другой же день после капитуляции Японии, нахлынувшие в Токио иностранные журналисты услышали следующее: «Все, кому выпало умереть, умерли. И от последствий взрывов в Хиросиме и Нагасаки больше не страдает никто».

Это заявление сделал генерал Томас Фарелл, заместитель начальника «Манхэттенского проекта». Хотя оснований для такого утверждения у Фарелла не было никаких (он сам ступил на японскую землю лишь накануне и даже издали не видел испепеленных городов), слова его разошлись в печати как официальное мнение американских ученых.

Когда 7 сентября Бэрчетт вернулся в Токио, его окликнул на вокзале знакомый военный корреспондент.

— Бэрчетт! — прокричал он. — В пресс-клубе только о тебе и говорят. Пойдем быстрее в отель «Империал».

Там начальство проводит инструктаж в связи с твоей статьей о Хиросиме…

По дороге Бэрчетт узнал, что 5 сентября его репортаж был опубликован в «Дейли экспресс» и перепечатан другими европейскими газетами. Американцы негодовали. Цель пресс-конференции в отеле «Империал» заключалась именно в том, чтобы опровергнуть эту статью. Ученый в генеральской форме утверждал, что бомбы, разрушившие Хиросиму и Нагасаки, были взорваны на большой высоте, дабы избежать последствий радиации. Так что ни о каких заболеваниях не может быть и речи.

— Господин генерал, а вы лично были в Хиросиме? — спросил Бэрчетт. Получив отрицательный ответ, журналист рассказал, что видел там своими глазами, и попросил объяснений.

Заместитель начальника «Манхэттенского проекта» генерал Фарелл отвечал с вежливой снисходительностью — как специалист, дающий разъяснения непосвященному. Он утверждал, что люди, увиденные Бэрчеттом в больнице, пострадали от ударной волны и ожогов, обычных при любом мощном взрыве. Видимо, японские врачи не обладали достаточными знаниями, чтобы их вылечить. Возможно, у них не было необходимых лекарств. Генерал выразил сомнение, что горожане, оставшиеся невредимыми при взрыве, могли потом стать жертвами каких-то его последствий.

— Почему же гибнет рыба в реке, протекающей через город? — спросил Бэрчетт.

— Вероятно, из-за взрыва или перегрева воды.

— Даже спустя месяц?

— Наверное, приливная волна вновь и вновь возвращает ее вверх от устья.

— Но меня возили на окраину города. И я видел, как живая рыба, плывшая вниз по течению, через несколько секунд погибала…

— Боюсь, что вы стали жертвой японской пропаганды, — резко оборвал генерал и дал понять, что пресс-конференция окончена.

Вскоре после того, как Бэрчетт побывал в Хиросиме, военное министерство США направило туда группу аккредитованных при Пентагоне журналистов во главе со штатным летописцем «Манхэттенского проекта» Лоуренсом. Больных и умирающих им, разумеется, не показали, а лишь провезли через город, чтобы дать представление о разрушительной силе бомбы. Вскоре газета «Нью-Йорк таймс» поместила репортаж Лоуренса под заголовком: «Никакой радиоактивности на развалинах Хиросимы».

Получилось так, что правду о лучевой болезни, порожденной атомным взрывом, впервые раскрыла своим соотечественникам одна из красивейших женщин Японии — актриса Мидори Нака. Прославленная исполнительница главной роли в «Даме с камелиями» гастролировала в Хиросиме с театром «Цветущая сакура». Актеры жили в гостинице, находившейся всего в 700 метрах от эпицентра взрыва.

Из семнадцати членов труппы тринадцать были убиты на месте. Мидори Нака чудом осталась цела. Выбравшись из развалин, она доползла до реки, бросилась в воду. Течение отнесло ее на несколько сот метров от пылающего города. Люди, которые вытащили женщину из воды, порадовались за нее: ни единого ранения, даже царапины!

Актрису узнали. Благодаря содействию ее почитателей она была первым же военным эшелоном отправлена в Токио. 16 августа Мидори Нака была доставлена в клинику Токийского университета. Ее взялся лечить профессор Macao Цудчуки, крупнейший в Японии специалист в области радиологии.

У больной стали выпадать волосы, резко снизилось число белых кровяных шариков, тело покрылось темными пятнами. Ей многократно делали переливание крови. Но 24 августа Мидори Нака скончалась. До профессора Цудзуки уже доходили слухи о загадочных последствиях трагедии Хиросимы и Нагасаки. Но то были отрывочные сведения, полученные из вторых или третьих рук. Теперь же он стал непосредственным свидетелем участи Мидори Нака. Течение ее болезни, результат вскрытия тела окончательно убедили японского радиолога, что атомный взрыв может вызывать лучевую болезнь.

К такому же выводу пришел профессор Сейдзи Охаси, который, как и физик Иосио Нисина, был направлен в Хиросиму по поручению военных властей. 21 августа он представил правительству доклад. Там делался вывод о том, что рвота и кровавый понос, от которых страдали многие жители Хиросимы и Нагасаки, представляли собой не эпидемию дизентерии, как считали местные врачи, а симптомы лучевой болезни.

В ту пору правдивые вести об атомной трагедии стали появляться и в японской печати. «Хиросима — город смерти. Даже люди, оставшиеся невредимыми при взрыве, продолжают умирать», — писала «Асахи» 31 августа 1945 года.

После долгих лет милитаристской тирании тиски военной цензуры наконец разжались, но лишь на несколько недель. На смену пришла цензура американских оккупационных властей. С середины сентября всякое упоминание о жертвах атомных взрывов вдруг исчезло со страниц японских газет. Исчезло не на неделю, не на месяц, а на целых семь лет.

Около трехсот тысяч хибакуся, то есть людей, пострадавших от атомных взрывов, стали как бы кастой отверженных. Никто не мог публично выражать им сострадание, помочь им.

Даже в литературе и искусстве хибакуся стали запретной темой. Единственной посвященной им книгой, избежавшей цензуры оккупационных властей, был сборник стихов Синое Сиода (она впоследствии скончалась от лучевой болезни). А единственным местом, где стихи эти удалось напечатать без ведома американцев, оказалась городская тюрьма.

Женщина уговорила знакомого надзирателя размножить рукопись в 150 экземпляров на тюремном печатном станке. Так дошли до читателей строки:

Где-то там, в небесах, опрокинули чашу яда.

На дымящийся город пролился он черным дождем.

Неподалеку от Хиросимы, в Удзине, в помещении бывшей прядильной фабрики, группа японских медиков-энтузиастов оборудовала госпиталь для людей, пострадавших от атомного взрыва. Его главным врачом стал профессор Охаси. Теперь у него накапливалось все больше данных о том, что лучевая болезнь проявляет себя прежде всего как прогрессирующее поражение костного мозга и крови.