Свидетельства о таких играх можно найти и в различных документальных и литературных источниках. Например, Евгений Шварц вспоминает о своем детстве: «У девочек в комнате стояла этажерка, каждый этаж которой был превращен в комнату, – там жили куклы. Я обожал играть в куклы, но всячески скрывал эту постыдную для мальчика страсть. И вот я вертелся вокруг этажерки и ждал нетерпеливо, когда девочек позовут завтракать или обедать. И когда желанный миг наступал, то бросался к этажерке и принимался играть наскоро, вздрагивая и оглядываясь при каждом шорохе. Мама знала об этой моей страсти, посмеивалась надо мной, но не выдавала меня» [Шварц, Детство]. Лев Троцкий в своих мемуарах упоминает, что он играл в самодельные куклы с младшей сестрой: «Куклы казались необыкновенными, я помню их и сейчас. ‹…› На этом диване, обложенном фанерой под красное дерево, я сидел за чаем, за обедом, за ужином, играл с сестрой в куклы, а позже и читал» [НКРЯ: Троцкий 1929–1933]. В. Ф. Ходасевич, вспоминая о В. В. Гофмане, отмечает, что тот «любил играть в куклы с сестрами и в эти игры вносил элемент фантастический. ‹…› О кукле же, когда ему было лет шесть или семь, написал он и первые стихи свои» [НКРЯ: Ходасевич 1917]. Владимир Войнович также упоминает о любимой кукле своего детства: «Из жизни в Сталинабаде я вывез постепенно угасающее воспоминание о няньке тете Зине и тряпичной кукле, названной в ее честь тоже Зиной. ‹…› Эта кукла была, насколько я помню, моей последней в жизни игрушкой и второй куклой. Эту куклу я назвал, конечно, Зиной. И очень ею дорожил» [НКРЯ: Войнович 1999].

Илл. 48

Конечно, не стоит забывать и о существовании специфических «мальчиковых» игровых зоо– и антропоморфных предметов: мишек, лошадок, солдатиков и современных терминаторов, андроидов, черепашек ниндзя и проч. – илл. 48, О. Глатц. Мальчик с куклой (1926).

Вместе с тем существует немало свидетельств о девочках, которые в детстве пренебрегали играми в куклы. Например, Марина Цветаева в своем дневнике вспоминала: «В детстве я всегда рвалась от детей к взрослым, 4-х лет от игр – к книгам. Не любила – стеснялась и презирала – кукол» [НКРЯ: Цветаева 1917–1941]. А вот более современный пример от Натальи Скляровой: «По части хулиганства ожидания родителей вполне оправдала: кукол, кулички, дочки-матери, все девчоночьи игры, как и самих девчонок, презирала. ‹…› Своих кукол я выносила во двор и отдавала девчонкам – они в них и играли» [НКРЯ: Склярова 2002].

В этом контексте достаточно показателен и тот факт, что не игравшие в детстве в куклы девочки впоследствии нередко выполняют «мужские» роли. Одна из наших собеседниц из г. Каргополя, сирота, с детства жившая в доме дяди и значительную часть своей жизни посвятившая пастушеству, признается: «У меня [=в семье] всё были парни. Девок у меня не было… Ну, вот. Дак вот у них [=у дяди] девки были, дак оне уж, как я пришла к ним, девки все были старые. Ну, вот. Я была уж самаа последняя, молодая. Ну, вот. А мне-ка дак было не до кукол. Мне-ка, бывало, сестра пошлёт [работать] – я вот как меньшая, дак. Дак и мне-ка вон не надо буде куклы. Вот и всё…» [ЛА МИА, д. Воробьиха Каргопольского р-на Архангельской обл.].

* * *

Кукла как один из основных предметов в ролевых играх детей выполняет чрезвычайно важные функции в освоении ребенком окружающего мира, в первую очередь социальных ролей и морально-нравственных установок. Кукла, воображаемая или реальная, выступает в двойственной роли: носителя детских фобий и инструмента их преодоления. Гендерные различия в игровых предпочтениях в некоторых этнокультурных средах ограничивают возможности использования куклы как игрового предмета у мальчиков, что может служить причиной особенностей психического развития и формирования личности детей разного пола (ср., например, подтверждаемую статистикой большую склонность к аутизму у мальчиков). Вместе с тем существуют культурные механизмы компенсации подобных различий. В частности, к ним можно отнести употребление специальных антропоморфных игрушек, предназначенных для мальчиков (от мишек Тедди до солдатиков и черепашек-ниндзя), которые в обиходе тоже нередко называют куклами, однако в нормативном употреблении (что отражают словари) отличают от них, именно потому что мальчики по определению не могут играть в куклы.

Рассмотренные в предыдущем разделе функции куклы связаны с ее ролью в мифологии и обрядово-ритуальной практике лишь опосредованно. Психологические мотивы, вызывающие потребность в визуализации и материализации «Другого», в создании своеобразного alter ego в обличии вещи, объединяют куклу с рядом других вещей. В частности, с мелкой пластикой древности и антропоморфными наскальными изображениями. У этих вещей есть еще одно общее свойство: они часто подвергаются фетишизации [Новик 1998, с. 79–97]. По представлениям их обладателей, эти вещи наделены сверхъестественной магической силой благодаря обитающим в них или действующим через их посредство демонам или духам [Тайлор 1989, с. 331; Токарев 1964, с. 142], как это происходит, например в случае куколок символизирующих духов защитников и помощников шаманов – см. илл. 49, шаманские куколки с берестяным коробом для их хранения (1888) [Styles 1997, p. 18, photo. 9, ханты; см. также цв. вкл. 4].

Антропоморфные фетиши известны с глубокой древности. Например, в мистериях Осириса важную роль играл ритуальный столб Джед – «фетиш Осириса, т. е. сам Осирис. Пока столб на земле, Осирис мертв; когда он поднят, Осирис возвращается к жизни. В определенных храмовых церемониях с этим столбом обращаются как с настоящей статуей: на нем нарисованы глаза, к нему приделаны держащие скипетр руки, он одет, на его верхушке находится корона, точно так, словно это действительно статуя бога» [Нажель 1997, с. 188; см. еще: Рак 2000, с. 102, илл. 88, 89].

Илл. 49

Поскольку изображение в древних культурах осмысляется как точная копия оригинала (ср. древнеегипетский Ка), обладание изображением и магическое воздействие на него дает возможность управлять самим человеком (демоном, божеством) или его сущностью. Иногда предпринимаются непосредственные физические манипуляции с куклой, призванные стимулировать активность ее двойника. Так, селькупы наказывали (били, лишали пищи, одежды и даже выбрасывали) кукол чорга, изображавших духов-хранителей, если последние плохо заботились о своих подопечных, например, не помогали им на охоте [Пелих 1980, с. 68–69]. Подобные практики характерны и для магических культов вуду, которые до настоящего времени существуют не только в «материнских» африканских и карибских культурах, но и в современных американских и европейских мегаполисах – см. илл. 50, кукла вуду в современных практиках, кадр из фильма «Иствикские Ведьмы» (1987).