Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взявшись за перо, вы можете в них разобраться. С одной стороны, вы рады, что вашему возлюбленному выпало такое замечательное приключение. С другой – вы уже соскучились по своему драгоценному спутнику. В вашем сознании вертится круговорот противоречивых эмоций. Поначалу вы страдаете от жгучего чувства потери, которое со щемящей болью пробуждает внутри все то, что вам дорого и знакомо. А это что? В вас вскипает злость. Как посмел ваш возлюбленный покинуть вас, оставив в одиночестве? И вот вы уже сердитесь на себя. Вы чувствуете себя назойливым, зависимым, обездоленным.
«Вообще не надо было ни к кому привязываться, – отчитываете вы себя, и следом сразу думаете: – Но хорошо, что мне довелось влюбиться, ведь будет и другая любовь». Ворох беспорядочных мыслей сводится к одному-единственному чувству: сожалению. Прощальный поцелуй причинил вам боль, как и брошенный через плечо взгляд. Описывая на бумаге подробности расставания, вы ощущаете глубинную связь – не только со своим возлюбленным, но и с собой.
«Истинные алхимики не превращают свинец в золото, они превращают мир в слова».
Уильям Г. Гэсс[12]Бытует мнение, что писателей вдохновляют страдания, и болезненные чувства действительно могут побудить нас к творчеству. Однако не только горе, но и радость подталкивает нас писать. Любовные письма – наглядное тому подтверждение. «Мой дорогой, – пишем мы, – я так тебя люблю! Ты даришь мне такую радость! Одна лишь мысль, что ты существуешь, что мы связаны, делает меня счастливой. Ты в моем сердце. Я не в силах выразить, как мне хорошо с тобой. Я буду писать тебе каждый день, пока мы далеко друг от друга. Ответное письмо от тебя – словно дуновение весны. Сегодня чудесный день. Все мое естество ликует».
Когда в основу нашего творчества ложится радость, нас тянет на лирику. Мы придумываем ласковые и милые прозвища. Подыскиваем слова, чтобы точно выразить то, что на сердце.
«Пишите о том, что знаете».
Марк ТвенРождение внука вызывает бурную радость и облегчение, что длительные роды наконец благополучно закончились, и изумление при виде чуда рождения. Крошечные пальчики на ручках и ножках, херувимский изгиб ротика, ямочки на щеках, коленочки – все эти детали навеки оживают на бумаге. Да, писательство настолько всеобъемлюще, что может вместить великое счастье. Даже знаменательные события поддаются воле пера. Написанное слово способно передать любые чувства. Все, что требуется, – это готовность подробно описать их на бумаге.
Ярким примером служит Джуди. В своей последней книге «Аппетит» (Cravings) она подробно рассказывает о длившейся не одно десятилетие борьбе с пищевой зависимостью и булимией. Ей посчастливилось создать яркий, ангельский публичный имидж, но за закрытыми дверями она боролась с теми демонами, о которых повествует в своей книге. Эта женщина, наделенная великим мужеством, раскрывает всю правду о пережитых ею трудностях, прокладывая путь другим. Она перенесла страшное испытание – суицид единственного сына, но смогла извлечь благо из этой трагедии, помогая другим людям справиться с подобными несчастьями. Сохраняя трезвость вот уже сорок лет, она часто говорит об алкогольной зависимости, также направляя других на верный путь. Она разносторонний художник, и не так давно была номинирована на Грэмми за свои песни. И хотя премию она не получила, внимание публики, которое привлекла к ней номинация, доставило ей массу удовольствия. Вот уже не одно десятилетие известность не мешает ей оставаться скромной и не зазнаваться, несмотря на свой звездный статус.
Джуди открыто говорит о душевной боли и несчастьях, выпавших на ее долю, но вместе с тем ее переполняет благодарность за каждый прожитый день. Через все это, пишет она, ей помогли пройти книги, музыка и стихи. Когда я жила в Нью-Йорке, мы ужинали вместе почти каждый понедельник, и делились историями о жизни и писательстве. Здесь, в Нью-Мексико, я замечаю, как одинокая лань, опасливо пробирается сквозь заросли чамисы. Своим изяществом и красотой она напоминает мне Джуди.
Надежда
Солнце садится, окрашивая в абрикосовый цвет облака, увенчивающие горные вершины. Час назад шел дождь, и в напоминание о грозе осталось это яркое небо. Там, где недавно сверкали молнии, теперь царит безмятежность, обещающая спокойный и умиротворенный вечер и позволяющая надеяться, что завтра будет розовый рассвет и ясный день. Именно «надеяться», ведь погода обманчива, а в надежде есть оптимизм. Я как писатель привыкла надеяться – что книга выйдет хорошая, что ее купят и опубликуют. Надежда – незаменимый спутник писателя. Мы пишем из любви, а не ради денег, хоть и надеемся на выгодный контракт.
Писателю без надежды не обойтись. Каким бы ни был его профессиональный опыт, он всегда надеется, что каждое его слово подобрано удачно. Что предложения связны. Что абзацы убедительны. Уповая на лучшее, писатель стремится стать лучше, надеясь, что его стараний достаточно. Оптимизм, младший брат надежды, убеждает его, что так и есть.
Оптимизм и надежда идут рука об руку. Писатель испытывает и то и другое. Надеется, что написанное им кому-то послужит. Оптимистично верит в это. Все-таки писательство заслуживает уважения. Это хорошее дело, и автор всегда стремится совершенствоваться. Когда человек пишет, он чувствует, что в мире все правильно. Его воля совпадает с волей Божьей. Он созидает вместе со своим Создателем. Разве удивительно, что писать так приятно?
Пока я пишу, с неба пропадают абрикосовые тона. Опускаются сумерки – лиловые, серые, а потом и черные. Над горами поднимается молодая луна. Она сулит благие начинания. Я надеюсь на ее благословение. Работая над этим эссе, я чувствую, как меня наполняет надежда. Берясь за перо, испытываю радость. Радость, как и оптимизм, – младшая сестра надежды. И когда я полна надежды, мое сердце наполняется счастьем.
Требуется немалое мужество, чтобы перед лицом жизненных трудностей сохранить в сердце радость, чтобы отчаянию предпочесть оптимизм – и чаяние лучшего. Требуется оно и чтобы писать, чтобы не