Другая крайность – представлять детский сад каким-то безусловным злом. Он становится злом, если неизбежен и обязателен для всех, как становится злом любое насилие над интимной, семейной сферой жизни. Но как услуга и возможность он злом не является, и если у семьи есть необходимость отдать ребенка в детский сад – ничем непоправимым и ужасным это не обернется, при условии, что услуга эта качественная, что в данном случае означает: ребенок в саду будет чувствовать себя хорошо. Не «социализируется» или «подготовится к школе», а просто будет чувствовать себя хорошо, что бы это ни значило для вашего конкретного ребенка. Условием этого, как мы уже понимаем, может быть достаточная защита и забота со стороны взрослого, готовность садика и воспитателей отвечать на потребности детей, учитывать их чувства и состояния.

Способность присваивать роли, о которой шла речь выше, проявляется и в том, что после 4 лет ребенку легче принимать заботу чужого взрослого, если тот будет представлен родителями как свой «заместитель», – например, воспитательница в детском саду. Если она дает ребенку понять, что он может рассчитывать на защиту и заботу с ее стороны, у него постепенно включаются доверие и следование, и ему может быть достаточно комфортно с таким заместителем.

Конечно, если вместо этого он встречается с насилием, равнодушием или инфантильным поведением, спокойно ему не будет. Как и в том случае, когда воспитатель не желает быть заместителем, а ведет себя так, словно он важнее родителей, пытается доминировать над ними, поучать, выговаривать им. Некоторые сотрудники детских учреждений, похоже, искренне уверены, что это дети и родители существуют для того, чтобы садик хорошо работал, а не наоборот.

Поэтому, выбирая для ребенка детский сад и группу, важно смотреть не столько на оборудование и расписание развивающих занятий, сколько на личность воспитательницы. Как она с детьми разговаривает, вступает ли в личный контакт, смотрит ли в глаза, обнимает ли, внимательна ли к состоянию ребенка, а не только к его поведению? Нравятся ли ей дети, может ли она привлечь их внимание и вызвать у них следование, не прибегая к насилию, весело и доброжелательно? Сколько вообще детей приходится на одного воспитателя? Даже педагогический гений не сможет удержать достаточно личный контакт с группой из двадцати пяти четырехлеток. Не загружен ли воспитатель сверх меры делами, не связанными с детьми: заполнением бумаг, наведением стерильной чистоты, подготовкой к занятиям? Ведь для ребенка все устроено просто: нет личного контакта с постоянным взрослым – здравствуй, стресс. Именно от отношений воспитателя с детьми прежде всего зависит, будет ли ребенку в саду хорошо. Ну, и конечно, очень важно, чтобы воспитательница нравилась родителям, чтобы они сами чувствовали к ней доверие.

Если нет – ребенок это всегда интуитивно считает и будет в стрессе уже заранее.

Есть среди сегодняшних родителей люди, очень сильно травмированные опытом собственного пребывания в детском саду. Я тоже к ним отношусь – вспоминаю детский сад как кошмар, с насильственным кормлением, пыткой дневным сном, орущим персоналом и унизительными наказаниями. Поэтому старшего ребенка отдавать в сад я совсем не хотела – как же можно моего нежного мальчика – в такой ужас? К счастью, у нас была бабушка, и оставить его дома было возможно; они гуляли, он много играл, во дворе было пара приятелей, ходили на одну развивалку – этого хватало.

Однако с дочерью все оказалось иначе. Уже лет с трех она буквально бросалась на ограду соседних детских садов – стремилась к детям, играть. Так что в четыре с половиной мы ее в сад все же отдали – правда, в платный и лишь на полдня. И ей там очень нравилось, а заодно я немного подправила свой внутренний образ детского сада как чуть ли не концлагеря.

Я очень благодарна ее воспитательнице – немолодой, очень спокойной женщине, которая, казалось, никогда не обращалась к группе детей в целом – всегда к каждому лично, глядя в глаза, называя по имени, а то и положив руки на плечи, чтобы удержать внимание ребенка. Дети явно доверяли ей и слушались, в группе не было скандалов и драк, но полностью мы оценили ее, когда она заболела и три недели не появлялась на работе. Заменяли ее не такие опытные и все время меняющиеся воспитатели, и группа быстро пошла вразнос. Дети стали капризничать по утрам и не хотели идти в сад, а еще через несколько дней просто один за другим подхватили простуду и остались дома две трети группы. Как только «наша» воспитательница вернулась – всё за три дня наладилось, больше никто не просился домой и не болел.

Но и в этом действительно прекрасном садике я видела, как тяжело детям, которым еще не исполнилось трех (там были разновозрастные группы). Они выглядели потерянными, висели на воспитательницах, часто плакали или приходили в нездоровое возбуждение, носились и вопили, словно пытаясь выплеснуть стресс. Честно говоря, непонятно было, чем руководствовались их родители, ведь стоимость сада была примерно равна стоимости няни, которая занималась бы только одним ребенком в привычной для него домашней обстановке.

Если все же речь идет о детском садике или яслях для самых маленьких, а в некоторых странах приходится отдавать детей в ясли уже в первые полгода, то важно, чтобы воспитатели, во-первых, были постоянными, не менялись как в калейдоскопе, а во-вторых, чтобы на каждого взрослого приходилось не больше трех-четырех младенцев, чтобы детей могли таскать на руках, разговаривать с ними, неспешно и ласково мыть, кормить, укладывать. Тогда воспитатель входит в круг привязанностей ребенка, и он может чувствовать себя в яслях относительно спокойно.

Но и в самых прекрасных условиях с добрыми воспитателями ребенок, конечно, будет скучать по маме, а если он в саду подолгу, а сад формата «вас много, а я одна», – по сути, речь идет уже о недостатке заботы и контакта со взрослым, о состоянии депривации, у которого могут быть достаточно серьезные последствия.[6]

В том же чешском фильме, о котором я писала выше, есть сцена, впечатляющая до слез.

Ясли-пятидневка (напомню, в крупных промышленных городах социалистических стран они были обязательно и пользовались ими очень многие семьи). Вечер пятницы. За детьми начинают приходить родители. Они звонят в дверь, им открывают и выводят в прихожую их ребенка.

Крупным планом – группа малышей за столом. Воспитательница что-то с ними рисует, пытаясь занять. Они сидят в рядок и даже через экран чувствуется, как напряжены. Раздается звонок – и все дети вытягивают шейки, смотрят во все глаза на дверь с мучительной надеждой: за мной? мои? Нет, другие… Плечики повисают, глаза опускаются, губы депрессивно ползут вниз. И снова звонок – может быть, это мои? И снова все столбиком, слушают-смотрят – за кем? Кому-то повезло, и он, счастливый, полусмеясь-полуплача выходит из-за стола. А другие снова никнут.

Ничего особенного. Никто детей не обижает. Воспитатели явно заботливы, и вообще все хорошо – вот-вот придут родители. Но невозможно смотреть. А ведь дети так жили – каждую неделю, каждый день.