Марта. О чем же я еще могу говорить в том горе, которое на меня обрушилось. Мое бедное дитя… я только что его видела.

Кристина. Вы его видели?

Марта (плача). Да, ваше сиятельство, я только что обняла его в последний раз!

Кристина. Что вы!

Марта. Смертный приговор подписан сегодня днем.

Кристина. Какой приговор? Что все это значит?

Марта (с радостью). Так вы ничего не знаете? Ах, тем лучше!.. Иначе бы вы не пошли на этот бал, не правда ли? Ведь какая бы знатная вы ни были, вы не смогли бы развлекаться, зная, что тот, кто вам предан, приговорен к смерти.

Кристина (вскрикивает). Ах! (Исступленно.) Так они действительно об этом говорили!.. Они имели в виду его… и мой отец обманул меня. (Марте.) Он приговорен?

Марта. Да, ваше сиятельство. Струэнсе подписал приказ, и королева тоже, а ведь она – мать, у нее есть сын…

Кристина. Успокойтесь! Еще ничего не потеряно, еще есть надежда!

Марта. А у меня надежда только на вас. Мой муж что-то замышляет, но не хочет поделиться со мной… Я не должна была говорить об этом, но вы ведь не выдадите нас. Мой муж пока не решается показываться, прячется. Друзья его либо вовсе не появятся, либо придут слишком поздно… Ну а я, чем я могу помочь, что сделать?.. Если бы потребовалось умереть, чтобы спасти моего сына, мне не о чем было бы просить вас… Вчера вечером я побежала в тюрьму и дала столько золота, сколько у меня потребовали за радость обнять его. Я прижала его к своему сердцу; сказала о моем отчаянии, горе, он же… увы, он говорил только о вас…

Кристина. Эрик!

Марта. Да… Этот неблагодарный, утешая меня, думал только о вас. «Я надеюсь, – говорил он, – что она ничего не узнает о моей участи, так как это произойдет очень рано, на рассвете…»

Кристина. Что – это?

Марта (исступленно). Да разве же я вам не сказала? Разве вы сами не догадались по моему отчаянию? Ведь сейчас, через несколько минут, они убьют моего сына!

Кристина. Убьют его!..

Марта. Да, да! Здесь, на этой площади. Они поволокут его перед вашими окнами… Тогда, как в лихорадке, как в бреду, я вырвалась из его объятий и против его воли прибежала сюда, к вам, чтобы сказать: они его сейчас убьют! Защитите его! Но вас не было, и я ждала. О, какая это была пытка! Сколько я выстрадала, считая минуты этой ночи, которую я хотела бы, но боялась сократить. Но вот наконец вы пришли, я вижу вас. Бросимся к ногам вашего отца, к ногам королевы и будем вместе умолять их о помиловании моего сына.

Кристина. Я вам обещаю!

Марта. Скажите им, что он неповинен. Я клянусь вам в этом. Он никогда не был замешан в мятежах и в заговорах, никогда не помышлял об участии в них. Он ни о чем не думал, кроме своей любви к вам.

Кристина. Я знаю. И эта любовь погубила его. Ради меня, ради моего спасения он пошел на смерть. Но нет! Это невозможно! Я отвечаю за его жизнь.

Марта. Правда?

Кристина. Да, сударыня, да. Погибнет кто-то другой, но не он.

Марта. Что вы хотите сказать?

Кристина. Ничего, ничего! Возвращайтесь домой, уходите. Через несколько минут он будет помилован, он будет спасен. Доверьтесь мне!

Марта (неуверенно). Но как же…

Кристина. Верьте моему слову, моей клятве…

Марта (так же). Но…

Кристина (вне себя). Да, наконец, моему чувству, моей любви! Теперь вы мне поверили?

Марта (с удивлением). О небо!.. Да, ваше сиятельство, да… я больше не боюсь. (Вскрикивает, глядя на балконную дверь.) Ах, ах!..

Кристина. Что с вами?

Марта. Мне показалось, что уже светает. Нет; хвала небу, еще темно. Да благословит вас бог и воздаст за эту радость, которой я обязана вам. Прощайте, прощайте!..

Кристина одна (ходит в возбуждении).

Кристина. Я скажу всю правду, я скажу, что он не виновен. Я объявлю во всеуслышание, что он сам обвинил себя, чтобы спасти мою честь. А я… (Останавливаясь.) О, я погублена, я обесчещена навсегда. Ну и пусть, пусть!.. Когда я думаю обо всем этом… К чему все это… так нужно, я не могу допустить, чтобы он погиб. Нет, из любви ко мне он отдает свою жизнь… а я из любви к нему отдам больше, чем жизнь. (Садится за стол.) Да, да, я напишу… Но кому довериться? Отцу? О нет! Струэнсе? Еще меньше. Он при мне сказал, что никогда не простит… Королеве Матильде? Она женщина, она меня поймет. И хотя я не верила – говорят, будто она любима и сама любит. О боже! Сделай так, чтобы это было правдой! Она сжалится и не осудит меня. (Быстро пишет.) Скорей, скорей… Это торжественное признание не оставит ни малейшего сомнения в его невиновности. Подпись: Кристина Фалькенскильд. (Роняет перо.) Ах, ведь сейчас я подписала свой позор и бесчестье! (Быстро складывает письмо.) Не будем об этом думать, ни о чем не будем думать. Дорога каждая минута… Но как же в такую пору? Ах да, через госпожу Линсберг, первую горничную королевы… Пошлю к ней Йосефа, он мне предан. Да, это единственный способ доставить письмо вовремя.

Кристина, Фалькенскильд.

Фалькенскильд вошел при последних словах Кристины, когда она шла к двери. Берет у нее из рук письмо.

Фалькенскильд. Письмо? Кому же?

Кристина (с ужасом). Отец!

Фалькенскильд. Королеве Матильде… Ну, не волнуйся так. Если тебе необходимо, чтобы ее величество получила письмо, я ей передам. Но мне кажется, я имею право знать, что пишет моя дочь, если даже она обращается к королеве Дании. Разреши…

Кристина (умоляюще). Отец!

Фалькенскильд (вскрывая письмо). Разреши… (Читая.) О небо! Эрик Буркенстафф здесь, у тебя, в твоих апартаментах… был обнаружен у всех на глазах!

Кристина. Да, да. Это правда! Излейте на меня свой гнев! Хотя я не провинилась перед вами и не была вас недостойна. Клянусь вам, я виновата в том, что моя неосторожность могла скомпрометировать нас. Поэтому я не пытаюсь оправдаться и избежать заслуженных упреков. Но я узнала, что вы скрывали от меня: он приговорен к смертной казни, он – жертва своей преданности и погибнет, спасая мою честь. Однако сохранить честь такой ценой – значит потерять ее навсегда. Я хотела спасти себя от угрызений совести, а вас – от преступления… и написала.

Фалькенскильд. Подписаться под подобным признанием!.. И этим засвидетельствовать перед всеми, перед королевой и ее министрами, что графиня Фалькенскильд, влюбившись в купеческого сынка, опозорила свое имя, свой род, своего отца, который и так уже стал мишенью для всякого рода насмешек и клеветы, а теперь окончательно падет под их ударами. Нет, это письмо, этот залог нашего бесчестья и гибели, не увидит света.