казну клуба, и вы можете устраивать любой мордобой, — легко согласился я.

— Вот это по-нашему! — сразу же широко заулыбался Алмаз. — А то, право слово, хочется размяться уже по-настоящему, а не на скучных тренировках!

При слове «тренировки» я прям почувствовал, как где-то Разумовский обещает вытрясти из меня всю душу при ближайшей встрече. С трудом протолкнув кофе сквозь глотку, я согласно покивал Тугарину.

— Да, хорошая идея, — оживился Ермаков.

И разговор перетек в русло составления турнирной таблицы.

Я же нагуглил в телефоне фотку «Аурума» и, пододвинув телефон Василисе, негромко произнес:

— Я нашел нам новый офис.

Задумчиво жевавшая бутерброд с сыром Корсакова округлила глаза:

— Алекс, здесь же аренда стоит бесконечно много! — громким шепотом ответила девушка.

— У меня скидка, — усмехнулся я.

— И большая? — нахмурилась девушка.

— Ну… Как владельцу.

Рядом закашлялся Лобачевский, который сидел слишком близко. Бедолаге даже при особом желании, которое он не факт, что испытывал, просто некуда было деваться — площадь стола не позволяла слишком отдалиться друг от друга.

Но, как прилично воспитанный аристократ, Андрей сделал вид, что подавился он чисто случайно. Слюнка не в то горло пошла.

Москва, Кремль, боярин Виктор Сергеевич Нарышкин

Входить в кабинет государя было страшновато. Когда Романовы гневаются, головы летят не только в переносном смысле. Могут еще летать предметы и люди, да и вообще все, на что упадет монарший взгляд.

До этого года, в принципе, Нарышкин считал, что у него непыльная работенка. Ну, бывали всякие неинтересные потерявшие берега леваки. Случались террористы. Но поймать их, собрать доказательную базу и посадить на кол было как два пальца, кхм, об асфальт.

Но за последние пару месяцев у боярина Нарышкина не только седины на голове прибавилось, но и сердце стало неприятно давить. Дмитрий Алексеевич часто гневался, и гневом этим можно было снести половину столицы, не то что какого-то там боярина.

— Какая падла охренела настолько, что решила на моего сына в моей столице напасть⁈

Император не орал, нет. Он шипел. Еще немного и, казалось, у Дмитрия Алексеевича Романова пойдет дым из носа, как у огнедышащего дракона в гневе.

— Наемники, государь, — склонив голову, ответил Нарышкин.

— «Наемники», — передразнил император. — Это все, что ты можешь мне сказать?

— Фарш не допросить, — мрачно ответил боярин. — Но судя по тому, что нам удалось собрать на месте — хорошие наемники, элитные. В международном розыске давненько числятся, успели понаследить на половине карты мира.

— Что, думаешь, покровители Распутина решили финальный аккорд сыграть? — задумчиво проговорил Дмитрий Романов, побарабанив по столешнице.

— Сложно сказать, — покачал головой Нарышкин. — Если найдем куратора, который засветит нам их последний контракт, можно будет ответить наверняка. Но это слишком широкая география. Я бы на месте этого человека сейчас копал себе бункер лет на сто.

Дмитрий Романов раздраженно рыкнул, и по комнате прокатилась волна силы.

— Государь, может быть, стоит вернуть Ивана в Кремль? — осторожно предложил Виктор Сергеевич.

— Что? — округлил глаза император. — Чтобы какая-то гнида потом радостно на всех углах рассказывала, что наследничек-то у Романовых ссыкло? Сбежал под мамкину юбку при первой же серьезной конфронтации?

— Проплатим СМИ. Сделаем ему какое-нибудь красивое алиби, — продолжил упорствовать Нарышкин. — Был на Дальнем Востоке, бился на Кавказе. У Нахимова во флоте рыбу ловил, в конце концов.

— Нет, — жестко отрезал Дмитрий Романов. — Это политическое самоубийство будет для Ивана. Даже если из всех матюгальников будут рассказывать о геройстве цесаревича где-нибудь на отшибе географии, все, кто надо, будут знать, что случилось на самом деле. Потому что тот, кто пытается до него добраться, это знает. Знает и не будет держать язык за зубами. Не убил физически — уничтожит политически. И еще неизвестно, что хуже для страны — первое или второе.

Нарышкин нахмурился. Вечная дилемма власти — что ценнее, личное или государственное? Жизнь собственного ребенка или крепость трона?

Любое решение скверное, если посудить. А в текущей ситуации еще и опасное. Ведь попытки убить цесаревича не прекратятся, а значит, в какой-то момент рядом может не оказаться бравой гвардии или везучего Мирного.

И что тогда?

— А тот, о ком я думаю? — внезапно спросил Дмитрий Романов.

— Доказательств нет, — покачал головой Нарышкин. — К тому же он всегда на виду, как и все его люди. Поэтому списывать вариант с Британией со счетов нельзя.

Глаза у государя-императора полыхнули поистине адским пламенем:

— Если это Виндзоры, я эту Британию потоплю, на хрен.

Императорский Московский Университет, Александр Мирный

В районе обеда при переходе из корпуса в корпус меня подловил Меншиков.

— Говорят, в твоем клубе планируется турнир? — спросил княжич после дежурного приветствия.

— И как с Марией Викторовной в разведку ходить? — покачал я головой. — Но да, есть такое дело.

Меншиков в ответ хмыкнул:

— Привыкай, слухи в Обществе имеют важное политическое значение.

— Мне, слава богу, политика не грозит, — широко улыбнулся я. — Ни большая, ни малая.

— Ну-ну, — покачал головой княжич и вернулся к теме беседы: — Мои хотят поучаствовать, но я бы хотел убедиться, что ты не против.

— Десять процентов от ставок в казну клуба — и бейтесь, сколько душе угодно, — ответил я.

— Отлично.

— Но таблицу я бы все-таки согласовал с Ермаковым, — счел нужным напомнить я. — Чтобы не вышло какой неловкой парочки.

Меньшиков посмеялся:

— Само собой.

Парень кивнул на прощание, дернулся развернуться, но в последний момент замер и, выразительно посмотрев на меня, произнес гораздо тише:

— Мало кто это тебе открыто скажет, мои в особенности, но спасибо тебе за то, что исполнил мечту многих. Вкатать в асфальт Распутина мечтало все высшее общество Российской империи.

Я усмехнулся:

— Обращайтесь.

Глава 15

Несколько дней спустя, Императорский Московский Университет, столовая, Александр Мирный

В жизни каждого половозрелого мужчины рано или поздно наступает этот день. День, когда твоя женщина говорит: «Дорогой, а давай сходим в кино на „Любовную любовь“»?

И ты чувствуешь, что никакие отмазки типа «у меня работа» или «вот тебе карточка, сходи с подругами, а заодно в шмотошный магазин» не спасет тебя от двух часов соплей с сахаром. И тебе нельзя будет громко хрустеть попкорном и сербать колой или богатырски рыгать после пива, потому что женская половина зала откусит тебе голову, и ни один мужик не рискнет встать на твою защиту.

В общем, кино.

— Пойдем в кино? Там сейчас идет экранизация романа «Невеста дракона», девочки сказали, фильм потрясающий! — Василиса проговорила это с таким энтузиазмом, что даже если бы он назывался «Убойное оружие», я бы заподозрил неладное.

— Да, очень сильный фильм! — подхватила Демидова.

— И ужасно трогательный, — вздохнула Нарышкина.

Поскольку разговор происходил в обеденный перерыв, я с подозрением покосился на Ермакова. Тот с непроницаемым лицом работал ложкой над супом.

— Алексей, а ты что скажешь? — спросил я у парня в надежде на спасение.

— А я скажу так, —