С некоторыми из этих жестов вы, возможно, знакомы, ибо их слабые копии в ходу в других частях Франции. Но лишь в Провансе вы встретите такую насыщенность даже знакомого жеста, такую детализацию его проработки, такое мастерство исполнения. Даже простое пожатие плеч, наиболее галльский из всех жестов, впечатляет здесь гораздо больше. Обычное пожатие плеч — всего лишь легкая судорога, не больше. Провансальское же вовлекает челюсть (ее можно выдвинуть на манер ящика из письменного стола), губы, подражающие раздраженным земляным червям; брови, вздымающиеся до дозволенного природой предела; конечно же, руки, выбрасываемые вперед и в стороны с одновременным поднятием плеч. Не забудьте о звуковых эффектах, генерируемых интенсивным выдохом между надутыми губами.

Пожатию плеч несколько уступает в популярности предостерегающе воздетый к небесам указательный палец. Чаще всего он не поднимается выше уровня глаз, способен прервать беседу, оборвать монолог на полуслове. Выражая несогласие, он маятником метронома покачивается взад-вперед. Выражая возмущение, способен разгневанным дятлом клюнуть собеседника в грудь. Невелик он, этот палец, но действие производит впечатляющее.

Переходим к длани колеблемой, движение которой может означать разное. Прежде всего отсутствие достаточной определенности в информации при ответе на такой, к примеру, вопрос: какого ждать урожая дынь в этом году? Кто ж его знает… Именно это выразит движение руки, удерживаемой перед корпусом на уровне локтя. Кисть с разведенными в стороны пальцами слегка покачнется, как лист, отклоненный легким ветерком. От природы всего можно ожидать, говорит этот жест, сопровождаемый иногда мимикой и столь же легким движением плеч, одного или обоих. Слегка иначе может выглядеть ответный жест при более личной направленности вопроса. К примеру, на вопрос: когда же ты наконец удосужишься прибыть для очистки моего ассенизационного бака? Такой вопрос можно считать почти невежливым, поскольку провансалец не привык ориентироваться на конкретный час и конкретную дату. Поэтому ответ, будь это «сегодня после обеда» или «в следующий четверг», будет сопровождаться жестом, аннулирующим устное обещание. Рука, на этот раз прижатая запястьем к бедру, дрогнет примерно так же, как и при предыдущем жесте. Заметивший это движение знаток жестов сразу поймет, что не миновать отсрочки неопределенной длительности. Однажды я поделился этим наблюдением с нашим maçon, и теперь он, говоря со мной о сроках, всегда держит обе руки в карманах.

Жест, который сложно перевести, оставаясь в рамках нормативной лексики, однако всегда предельно ясный и чаще всего демонстративный, выполняется следующим образом: одна кисть сжимается в кулак и выбрасывается вперед и вверх, вторая в открытом состоянии шлепает по бицепсу, как бы блокируя его движение. Этот жест требует определенной свободы движения. Если же пространство не позволяет, жест выполняется в редуцированной форме: прижатая к телу левая рука со сжатым кулаком приподнимается вверх, а ладонь правой опускается на ее запястье. Если уж вокруг столько народу, что вообще руки не поднять, жест можно промоделировать двумя указательными пальцами. Конечно, действенность этого жеста не та, что выкрикнутого вслух оскорбления, но все же лучше, чем ничего. В конце концов, главное, что мысль не искажается.

Рядом с другими аккуратными, благовоспитанными обитателями витрины кондитера жибасье выглядит хулиганом, только что махавшим кулаками в уличной потасовке. Помятый, перекошенный, в шрамах… Вы можете предпочесть ему что-то гладкое, покрытое шоколадной глазурью — и зря. Много потеряете.

Изделие это представляет собой пухлую круглую оладью, пышную, сладкую, источающую ароматы апельсиновой цедры и цветов апельсинового дерева. Благодаря обилию оливкового масла в рецепте ее иногда называют pompe à l’huile — маслонасос. Если увидите нечто похожее, называемое просто pompe, знайте, что перед вами подделка, что выполнена эта «помпа» не на оливковом, а на сливочном масле и может содержать еще бог весть какие запретные составляющие: изюм, анис, миндаль, абрикосы и так далее. Какой бы вкусной эта подделка ни оказалась, это не gibassier, а всего лишь родственник.

Хорошо помню, когда я услышал это определение впервые. Однажды в июле, еще до полудня, я сидел на террасе деревенского кафе, с умным видом наблюдая сквозь колеблющийся поток раскаленного воздуха за булыжной мостовой. Мимо кафе проследовала небольшая группа туристов. Аккуратные господа в ярких летних одеяниях, еще розовые, не загоревшие, в модно непрозрачных солнечных очках.

Официант, поставив передо мной кофе, взглянул на проходивших и усмехнулся:

«Voilà! Le gibier d’été».

Много у туристов кличек, отнюдь не все они лестного характера, но сравнение с летней дичью я услышал тогда впервые и сразу над ним задумался. Действительно, определенного сходства нельзя не заметить. Туристы, как и мигрирующие животные, передвигаются группами, перелеты их подчиняются смене сезонов, если с ними обойтись невежливо, они перестанут прилетать, сменят гнездовье. И места кормежки у них присмотрены определенные. Только вот никакую перелетную птицу не смог я представить в столь ошеломляющих количествах.

В 2003 году, последнем, для которого существует детально обработанная статистика, три департамента Прованса посетили около шестнадцати миллионов туристов. Из них два миллиона шестьсот тысяч пришлось на От-Прованс, четыре миллиона четыреста тысяч на Воклюз и восемь миллионов восемьсот тысяч на Буш-дю-Рон. Хотя некоторые прибывали в Пасху и на Рождество, но главный наплыв выпал, разумеется, на лето.

Кого-то эти цифры ужаснут. Среди путешествующих силен снобизм, и многие наши знакомые оскорбятся, если их назовут туристами. Они считают себя легкими на подъем гражданами планеты, цивилизованными, высокоразвитыми, хорошо ориентирующимися в обстановке, просвещенными, украшающими своим присутствием любую страну, любую местность. Туристы — все остальные, те, кто устраивает пробки на шоссе, опустошает полки булочных, забивает рестораны, засоряет природу, превращает порядок в хаос.

Прованс не разделяет туристов на категории. Приезжие из разных стран принимаются с одинаковым радушием и не только потому, что они тратят здесь деньги. Большинство провансальцев гордятся своей родиной, им нравится, что она притягивает внимание людей разных стран. Как гостеприимные хозяева, они рады помочь гостям получить хорошее впечатление от летнего отдыха.

Но шестнадцать миллионов приезжих каждый год! Как они здесь размещаются? Не могу не отметить, что в июле и августе обстановка осложняется. Наиболее известные деревни Люберона, Горд, Боньё, Менерб, Руссильон, забиты «летними ласточками», как здесь называют многочисленных англичан, американцев, немцев, шведов, голландцев. Еженедельные рынки, особенно в Апте и Лурмарене, настолько переполнены посетителями, что в давке рискуешь сунуть свежекупленный сыр в чужую корзину. В кафе не хватает розового. Свободное место на стоянке ищешь как иголку в стоге сена.