проснулся и привычно обшарил квартиру. Щенка не было, и надо было ехать в питомник.

Зато опять случился звонок жены, что мечтала стать бывшей.

Оставив записку, он уехал в адвокатскую контору «Филле и Рулле». Там Сванте снова переговорил с адвокатом (всё те же слова, будто они и не прерывали разговор).

Липкий ужас окружал его. Он вспомнил, как когда-то в клинике его заставили глотать гибкий шланг. Пока длилась процедура, он несколько минут мучился от рвотных спазмов.

Эти нескончаемые беседы с адвокатом, которые кончались одним и тем же. Сванте сперва спорил, потом, отчаявшись, хотел отдать всё, потом, когда он выучил все трещинки на стенах этого кабинета, стал драться за каждый эре.

Ни одной акции он не сдавал без боя ― ни завода игрушечных паровых машин, ни фабрики тефтелей, и плевать ему было, что говорит Евросоюз по поводу перспектив национальной экономики. Пускай об этом жужжит толпе глупый Карлсон.

Но, так или иначе, итог был один ― развод требовал унижения и безумства, вне всякой зависимости от обстоятельств и условий.

Прошёл ещё один день. Он вновь купил собаку ― на сей раз пуделя. Он то и дело покупал собак. В каких-то вариациях этого бесконечного дня он норовил купить кота, но ничего не выходило.

Он снова сворачивал на свою улицу, держа на поводке новую собаку, и Карлсон всё также взмывал в воздух.

Толпа смеялась и улюлюкала. Улюлюкала ― да, именно. Вот смешное слово.

Сванте не успел дойти до своего дома, как толпа ухнула. Они ждали Карлсона.

Сванте медленно поднялся по лестнице на чердак и по дороге снял со щита пожарный топор.

Он, стараясь не будить каблуками гулкое железо крыши, подкрался к Карлсону сзади.

Что-то тёмное пронеслось в воздухе и шлёпнулось на мостовую.

Девочка из толпы подошла ближе и потыкала дохлого Карлсона палочкой.

И тогда Сванте понял, что с этой минуты всё переменится. Он сам встал у края крыши, отбросил сигарету, которую курил, и раздавил её каблуком. Затем выпрямил своё стройное тело, откинул назад тёмно-каштановые волосы, закрыл глаза, глотнул, расслабил пальцы рук.

Без малейшего усилия, только со слабым звуком, Сванте мягко поднял своё тело от земли вверх, в тёплый воздух, не слыша, как улюлюкает толпа.

Он устремился вверх быстро, спокойно и скоро затерялся среди звёзд, уходя в космическое пространство.

2022

Жаба

День бледнеет понемногу,

Вышла жаба на дорогу.

Афанасий Фет

― А вот жила на болоте жаба, большая была дура, прямо даже никто не верил, и вот повадилась она, дура… ― каждый раз, когда они укладывались спать, русский рассказывал Карлсону сказку, одну и ту же, но с разными концами. Жаба шла-шла, жаба денежку нашла, пошла жаба в магазин и сукна взяла аршин… Карлсон перестал уже спрашивать: what is arshin? Это было непостижимо, да и не важно. Выбирать не приходилось ― собеседник был один. Туземцы были неразговорчивы и не были склонны к дружбе. Карлсон потратил несколько месяцев, чтобы выучить их язык из сотни слов. Сперва он бродил по острову бесцельно, потом построил хижину. Там он валялся, слушая шум прибоя, на кровати, сделанной из старых ящиков. Следов цивилизации тут было много ― ржавые бочки из-под авиационного бензина, тряпки и эти ящики. Во время войны сюда садились американцы, но только в тех случаях, когда они возвращались на честном слове и одном крыле. Но два года назад японский император сложил оружие, и американцы ушли. Никто не пролетал над островом, ни разу Карлсон не видел силуэта корабля на горизонте. Поэтому он бросил свою хижину и переселился обратно к русскому. Теперь перед сном ему в уши лилась бесконечная история про жабу, что по воду пошла, а потом поимела странную привычку выходить на дорогу и ждать, когда с неба прилетит стрела и принесёт счастье. Жаба выходила на дорогу в какой-то старомодной дряни, в шу-шу. В шу-шу она выходила. Этот русский полжизни жил у китайцев в Харбине, там все ходят в шу-шу. Зачем она выходила? ― Ну, дура, что скажешь, ― оправдывался русский, ― Жаба ― дура, а штык молодец. Русский попал сюда много раньше, по ночам ему снились беспокойные сны. Карлсон видел, как эти сны разбегаются от его койки в разные стороны как крабы. Сны были сделаны на три четверти из страха, а на четверть из тоски. Русский жил при четырёх или пяти генералиссимусах ― он видел генералиссимуса Франко, видел генералиссимуса Сталина и ещё нескольких генералиссимусов он видел в Китае, ведь там генералиссимусы водятся без счёта. Все они русскому не понравились, и русский спрятался от них в соломенной хижине посреди Великого океана. Они с Карлсоном ели за столом, сделанным из куска дюралевой плоскости «Каталины». Это была часть плота, на котором приплыл сюда Карлсон. Его летающая лодка «Каталина» разбилась неподалёку ― у островов на горизонте. Карлсон долго жил там в надежде, что его найдут. Недели шли за неделями, но никто его не искал ― надо было, наверное, выходить на дорогу в шу-шу. Только тогда увидишь стрелу в небе. Но жизнь не сказка, в ней мало неожиданностей. Никто тут ничего не искал. Окончательно Карлсон в этом удостоверился, когда обнаружил на дальней стороне своего острова скелет в истлевшем бюстгальтере и лётном шлеме. Судя по зарубкам на пальме, до того, как стать скелетом, эта женщина десять лет тыкала тупым ножом в старую пальму. Дура. Тогда Карлсон сделал плот из куска крыла и поплавков и поплыл к другим островам. Перемена участи заключалась в том, что теперь у него был собеседник ― русский из Харбина, что всю жизнь скрывался от разных генералиссимусов. К собеседнику прилагались три десятка туземцев. Туземные женщины Карлсону не понравились. Они были податливы, как мокрый песок, но тут же просыпались сквозь пальцы, уже как песок, высушенный солнцем. Мужчины относились к нему равнодушно. Много позже он обнаружил скелет и на этом острове. Вернее, это был череп на палке, и на череп туземцы любили смотреть. На гладкой макушке черепа чудом держалась лихо заломленная фуражка кригсмарине. ― Мы его съели, ― честно признался старейшина. ― Мы съели его, потому что уважали. А тебя не уважаем, нет. И не надейся. Русского они, впрочем, тоже не уважали ― из-за того, что он приучил их пить перебродившие кокосы. Так что у них обоих был