Отсюда действующая ныне Конституция Российской Федерации 1993 года — это акт не мира, а хрупкого социального перемирия. Часто возникает ощущение, что время перемирия истекает.

Поддерживать Ельцина я прекратил уже в конце лета 1990 года, когда он совершал свой первый тур по Российской Федерации, провозглашая в национальных республиках лозунг: «Берите суверенитета столько, сколько проглотите». Как юрист, я выступил с заявлением, что «раздача» суверенитетов — это принципиальная ошибка. Нельзя шутить с суверенитетом! Суверенитет нации может быть только один! Государственный суверенитет в Российской Федерации может быть тоже только один! Более того, часть этого суверенитета делегирована Советскому Союзу. И вообще нельзя путать государственный суверенитет, суверенитет народа и национальный суверенитет. Это азбука любого серьезного ученого или государственного деятеля. Увы, Ельцин не захотел воспринимать эту позицию. А она отпугнула от него не только меня. Тот же Владимир Борисович Исаков, один из его ближайших сподвижников еще по Свердловску, его ярый сторонник, как юрист не мог не видеть, что происходит. И именно разрушительная деятельность Председателя Верховного Совета привела к тому, что Исаков уже осенью 1990 года стал выступать с критикой своего земляка.

Предложений войти в Правительство при Ельцине мне было несколько. Первое — когда Н.В. Федоров уходил с поста министра юстиции. Мне предложили стать министром юстиции Российской Федерации. Но к тому времени Б. Ельцин уже стал разрушителем, а юридически оформлять его политику я не хотел.

После первого Съезда был короткий отдых, а потом в Подмосковье наша рабочая группа Комитета по законодательству стала готовить проекты документов к осенней сессии Верховного Совета. Работали плотно и весело, понимая, что переломное время требует принципиального переосмысления всего российского законодательства. А.А. Котенков сидел над одним проектом, И.А. Безруков над другим, В.Д. Мазаев над третьим. Мы с С.М. Шахраем среди первых документов подготовили проект Регламента Верховного Совета РСФСР.

Рождение Конституционного Суда

В том, что С.М. Шахрай впоследствии станет мастером манипуляций и подтасовок, я чувствую и свою вину. В августе 1990 года я в первый и последний (надеюсь) раз в своей жизни предложил идею, прямо противоречащую Конституции.

Председатель Комитета по законодательству С. Шахрай сам сидел за компьютером, я сидел рядом, предлагал формулировки статей, мы их обсуждали, после чего он набирал окончательный текст. За основу Регламента мы взяли традиционно регламент союзного Верховного Совета. Шли статья за статьей, и подошли к той, которая определяла механизм формирования Комитета конституционного надзора СССР. В Конституции РСФСР был, соответственно, Комитет конституционного надзора РСФСР. И тут я предложил давно обсуждавшуюся среди юристов новацию:

— Сережа, давай запишем «Конституционный суд РСФСР».

Уж на что С. Шахрай сразу показал себя мастером придумывать новые идеи, ту и он усомнился:

— Нельзя, его нет в Конституции.

Я стал настаивать:

— А мы в постановлении о введении в действие этой нормы запишем, что она будет действовать только после внесения изменения в Конституцию РСФСР.

На том и порешили. На другой день мы вдвоем убедили рабочую группу. Верховный Совет при начале своей работы тоже согласился с нами, регламент был утвержден. К моменту проведения Съезда все с идеей свыклись, и при первых же поправках в Конституцию у РСФСР появился Конституционный Суд.

Ныне порой задаю себе вопрос: и зачем я это сделал? Может быть, удачнее была бы Конституционная коллегия Верховного Суда?

Кстати: я долго гордился тем, что при работе над законом о Конституционном Суде предложил избирать Председателя Конституционного Суда через тайное голосование самих судей, убедил в полезности этого подхода Комитет, а потом и парламентское большинство. Отмена этого порядка избрания главы Конституционного Суда конъюнктурна и вредит как авторитету Суда, так и авторитету Президента.

От протестов — к противодействию

Вернусь к 1990 году. Когда Б. Ельцина понесло раздавать суверенитет и крушить единую союзную экономическую систему, пришлось идти наперекор тому, что стал делать Президент, в тоскливом одиночестве.

Но в какой-то момент не только у меня созрела необходимость искать единомышленников. Эти попытки формирования какой-то альтернативы, отличной от «Демократической России», и одновременно от достаточно кондовых подходов «Коммунистов России», бродили в умах многих. В результате сложилось несколько групп единомышленников, несколько центров кристаллизации такой альтернативы. Одной из них стала группа сибирских депутатов. И как-то Владимир Агеевич Тихонов, экономист из Красноярского края, пригласил меня в гостинице «Россия» в номер к своему земляку, бывшему ректору Красноярского университета, а непосредственно перед избранием — второму секретарю крайкома КПСС Вениамину Сергеевичу Соколову. Там мы за чашкой чая стали говорить о том, что нам надо как-то объединить усилия, чтобы остановить творящуюся в том момент вакханалию законопроектов, которые разрушают единое экономическое пространство страны.

Хорошо помню, как познакомился и с Николаем Александровичем Павловым. Проходя мимо курилки рядом с большим залом заседаний, я обратил внимание на двух стоявших там депутатов, один из которых, весьма бородатый, меня окликнул и сказал:

— Сергей Николаевич, ну Вы давайте что-нибудь делайте. Создайте хотя бы фракцию какую-нибудь, чтобы остановить эту вакханалию. Если и Вы ничего не будете делать, то я из этого сумасшедшего дома просто уеду к себе в Тюмень. В гробу я это видел — участвовать в творящемся массовом преступлении, в разрушении Державы.

Это и был Н.А. Павлов.

Многие из тех, кто впоследствии создал группу (фракцию) «Россия», например, В.С. Соколов, В.А. Тихонов, В.А. Сердюков, В.П. Лисин, Л.Х. Бахтиярова, сплотились, увидев друг друга в деле при обсуждении Договора о дружбе и сотрудничестве с Украиной осенью 1990 года. Тот момент стал толчком для возникновения нашей депутатской группы и впоследствии движения.

Не сговариваясь, мы выступили не против самого договора, но против наметившейся политической линии. Мы хотели, чтобы были четко обозначены некоторые «но». Мы говорили, что выступаем за дружбу Российской Федерации и Украины, за братство наших народов, но если речь идет о признании целостности границ между нами, то должна быть оговорка: «до тех пор, пока мы в рамках единого союзного государства». Если, не дай Бог, союзного государства не будет, то сегодняшние границы не могут автоматически становиться государственными, потому что слишком много вопросов по ним: Восточная и Западная Украина, Крым и Новороссия… Слишком много вопросов, которые можно успешно решать только в составе одного союзного государства.

А. Козырев после высказанного мною возражения против имеющейся редакции договора пытался проблему высмеять, говоря о том, что мы с Украиной навеки вместе, и тут нет никаких сомнений. И я, помню, произнес страшную вещь, которую самому было тяжело говорить: