Потом спать. Время отхода ко сну иногда томительно: Пэм, уставшая после долгого дня с детьми, иногда бывает резка с детьми при малейшем сопротивлении. Дети, уставшие после школы, иногда становятся дерзкими с Пэм при первых признаках того, что Пэм становится резкой. Иногда баю-баюшки-баю = дети наверху лестницы кричат вниз, Пэм внизу лестницы кричит вверх. Иногда мимо Пэм со свистом пролетает книжка или ботинок.

Но сегодня отход ко сну проходит без проблем. Дети, ощущая справедливость моих слов о смерти, тихо уходят наверх. Томас сбегает вниз, чтобы обнять меня, Ева долго (восторженно?) смотрит на меня с площадки.

Такие дорогие детишки.

Одна из радостей родительства, будущий читатель: родитель может положительно влиять на детей, сделать так, чтобы ребенок запомнил это мгновение на всю жизнь, мгновение, которое изменяет его/ее траекторию, открывает его/ее сердце + разум.

(2 окт.)

Черт.

Ёбт.

Семью постигло неожиданное событие.

Сейчас объясню.

Этим утром Томас и Лилли сонные сидят за столом, Ева – все еще в кровати, Пэм готовит яичницу, Фербер – у ее ног в надежде, что перепадет кусочек. Томас, поедая бублик, подходит к окну.

Томас: Вау. Ни фигасе. Па? Подойди-ка сюда.

Подхожу к окну.

ДС нет.

Исчезли.

Выбегаю. Рама пуста. Микрошнура нет. Калитка открыта. Немного не в себе пробегаю квартал – не увижу ли их следов.

Нет.

Несусь назад. Звоню в «Гринуэй», звоню в полицию. Приезжают копы, прочесывают двор. Коп показывает мне след микрошнура в грязи перед калиткой. Говорит, что это хорошая новость: если они все еще на микрошнуре, то их проще будет найти, потому что он ограничивает скорость их передвижения, поскольку, пока они перемещаются группой с головами, соединенными микрошнуром, вынуждены делать мелкие шажки и никто не может ни убежать вперед, ни отстать, поскольку это может привести к рывку микрошнура, а рывок может привести к повреждению мозга.

Другой коп говорит, да, именно так и обстоят дела, если ДС передвигаются на своих двоих. Но бросьте, говорит он, ДС не на своих двоих, ДС в фургоне какого-нибудь активиста где-нибудь смеются до колик.

Я: Активисты.

Первый коп: Ну да. Не=душныеЖенщины, Граждане за экономическое равенство, Семплике гореть в аду.

Второй коп: Четвертый случай за этот месяц.

Первый коп: Эти девушки не сами спустились.

Я: Зачем им это надо? Они сами сюда пришли. Зачем им убегать с каким-нибудь полным…

Копы смеются.

Первый коп: Нанюхались этой американской мечты, детка.

Дети ничуть не испугались. Дети собрались у забора.

Подъезжает школьный автобус, уезжает.

Появляется полевой мастер (Роб). Роб = высокий, худой, сутулый. Похож на лук, если у лука бывает ухо с пирсингом + длинные волосы, как у пирата; на нем короткая кожаная жилетка.

Роб тут же делает сенсационное заявление: он, мол, просит прощения, что ему приходится быть более или менее жестокосердным, когда у нас время испытаний, но закон обязывает его сообщить, что в соответствии с нашим соглашением с «Гринуэй», если ДС не будут обнаружены в течение трех недель, мы к этому времени будем обязаны полностью покрыть дебет возмещения.

Пэм: Стойте – что покрыть?

Согласно словам Роба, дебит возмещения = $100 /месяц за каждую и за каждый оставшийся месяц контракта «Гринуэя», считая от времени потери (!). Бетти (остался 21 месяц) = $2100; Тами (13 месяцев) = $1300; Гвен (18 месяцев) = $1800; Лиза (34 месяца (!) = $3400.

Всего = $2100 + $1300 + $1800 + $3400 = $8600.

Пэм: Ни хера себе.

Роб: Поверьте мне, я знаю, это куча денег. Я ведь в первую очередь исполнитель, верно? Но наши расходы – или, поймите меня правильно, их расходы, расходы «Гринуэй» – состоят в том, что мы – или они – сделали первоначальные вложения. И имейте в виду, это, очевидно, немалые вложения – расходы на визу, билеты на самолет и все остальное.

Пэм: Нам никто об этом ничего не говорил.

Я: Ни слова.

Роб: Хмм. Кто вел с вами переговоры?

Я: Мелани?

Роб: Да, верно, у меня было предчувствие. Мелани. Мелани иногда слишком торопится, чтобы поскорее заключить сделку. В особенности с клиентами из Пакета А, которые жмутся. Ничего личного. В любом случае поэтому она у нас больше не работает. Хотите на нее накричать, идите в «Хоум Депо», она второе лицо в отделе красок, вероятно, вешает лапшу на уши клиентам о том, какой цвет какой.

Чувствую злость, несправедливость: кто-то пришел в наш двор под покровом ночи, пока дети спали совсем рядом, и украл? Украл у нас? Украл $8600 плюс первоначальный взнос за ДС (около $7400)?

Пэм (копу): Как часто вы их находите?

Первый коп: Кого?

Пэм сердито смотрит на копа (Когда нужно защищать семью, Пэм = сама ярость.)

Второй коп: Честно? Я бы сказал, редко.

Первый коп: А точнее – никогда.

Второй коп: Верно. Но всегда что-то случается в первый раз.

Копы уходят.

Пэм (Робу): И что будет, если мы не заплатим?

Я: Не можем заплатить.

Роб чувствует себя неловко, Роб краснеет.

Роб: Ну, это вопрос скорее к юристам.

Пэм: Вы подадите на нас в суд?

Роб: Я – нет. Они подадут. Я что говорю: так они всегда делают. Они в судебном порядке получают… как это словечко? Орден…

Пэм (резко): Ордер на арест имущества.

Роб: Прошу прощения. Мне жаль. Мелани, ух, Мелани, я бы дернул за твою дурацкую косу, чтобы голову оторвать. Шучу, я с ней ни разу в жизни и не говорил. Но тут дело вот в чем: все это прописано в вашем контракте. Вы ведь читали контракт?

Молчание.

Я: Мы, понимаете, торопились. В тот день принимали гостей.

Роб: Да, конечно, я помню тот прием. Хороший был приемчик. Мы с вами его обсуждали.

Роб уходит.

Пэм мертвенно-бледна.

Пэм: Знаешь что? Пошли они в жопу. Пусть подают в суд. Я не собираюсь платить. Это бесстыдство. Пусть забирают этот дурацкий дом.

Лилли: Мы теряем дом?

Я: Мы не теряем…

Пэм: Думаешь, нет? А что, по-твоему, случается, если ты должен кому-то девять штук и не можешь отдать? Я думаю, мы потеряем дом.

Я: Слушай, давай успокоимся. Нет нужды так…

Ева выпятила губу – сейчас заплачет. Подумать: распрекрасно, хороши родители – спорят + бранятся + вызывают призрак потерянного дома перед глубоко уязвленными детьми и без того расстроенными удручающими событиями дня.