Почему решения сложны? В романе Джона Гарднера «Грендел» протагонист, поставленный в тупик тайнами жизни, советуется с мудрым священником, который произносит две простые фразы, четыре ужасающих слова: все уходит, и альтернативы исключены.

«Альтернативы исключены» — эта концепция лежит в основе столь многих сложностей при принятии решений. Для каждого «да» должно быть свое «нет». Решения очень дороги, потому что они сопровождаются отречением. Этот феномен привлекал многие великие умы на протяжении столетий. Аристотель представлял голодную собаку, которая не в состоянии выбрать между двумя равно привлекательными порциями пищи, а средневековые схоласты писали о буридановом осле, который умер от голода между двумя одинаково сладко пахнущими охапками сена.

В 42-й главе я описал смерть как пограничный опыт, способный подтолкнуть личность от повседневного состоянии разума к онтологическому состоянию (состоянию бытия, в котором мы осознаем, что существуем), в котором только и возможно изменение. Решение является другим пограничным опытом. Оно не только сталкивает нас с той степенью, до которой мы создаем себя сами, но также с ограничением наших возможностей. Принятое решение отрезает нас от других возможностей. Выбор в пользу одной женщины, одной карьеры или одной школы означает отказ от других возможностей. Чем больше мы встречаемся с нашими пределами, тем быстрее мы должны отказаться от; мифа о нашей личной уникальности, безграничного потенциала, неуязвимости и невосприимчивости к законам биологической судьбы. Именно по этим причинам Хайдеггер обращался к смерти как к невозможности дальнейшей возможности. Путь к решению может быть трудным из-за того, что он ведет в область одновременно конечности и неосновательности — сферам, пропитанным тревогой. Все уходит, и альтернативы исключены.

Хотя мы и помогаем пациентам справиться с дилеммами принятия решений, главным образом поддерживая их в признании собственной ответственности и раскрывая глубокое сопротивление выбору, каждый терапевт использует ряд других облегчающих методик.

Иногда я предлагаю совет или рекомендую определенную манеру поведения не как средство присвоения решения пациента, но с тем, чтобы встряхнуть укоренившееся мнение или паттерн поведения. Например, Майк, тридцатичетырехлетний ученый, мучился над тем, следует ли ему посетить своих родителей в ходе близящейся профессиональной поездки. Каждый раз, когда он решался на это в течение нескольких последних лет, у него непременно происходила ссора с грубым отцом, обыкновенным рабочим, который негодовал, что ему приходится встречать его в аэропорту, и ругал за то, что тот не мог арендовать машину.

Его последняя поездка вызвала столь безобразную сцену в аэропорту, что он сократил свое посещение и отбыл, даже не поговорив снова с отцом. Однако он хотел увидеться с матерью, с которой был близок и которая соглашалась с ним в оценке отца как грубого и бестактного скряги.

Я посоветовал Майку посетить родителей, но сказать отцу, что он настаивает на том, чтобы арендовать машину. Майк был шокирован моим предложением. Его отец всегда встречал его в аэропорту — такова была его роль. Наверное, его отец может обидеться, если почувствует себя ненужным. Кроме того, зачем выбрасывать деньги не ветер? У него не было никакой надобности в машине, когда он приезжал в дом родителей. Зачем же платить за машину, которая будет стоять там в течение нескольких дней?

Я напомнил ему, что его зарплата как исследователя была в два раза больше, чем у его отца. И если он так волновался о том, что его отец будет обижен, почему бы не попытаться осторожно поговорить с ним по телефону, объяснив причины, по которым он хочет взять машину в аренду.

«Телефонный разговор с моим отцом? — сказал Майк. — Это невозможно. Мы никогда не говорим по телефону. Когда я звоню, я разговариваю только с матерью».

«Так много правил. Так много установленных семейных правил, — удивился я. — Вы говорите, что хотите изменить свои отношения с отцом? Чтобы это произошло, необходимо, чтобы изменились некоторые семейные правила. Чем вы рискуете, раскрыв все в беседе — по телефону ли, лично или в письме?»

Наконец пациент поддался моим уговорам и уже в своем стиле и собственным голосом приступил к изменению взаимоотношений со своим отцом. Изменение одной части семейной системы всегда отражается на других частях, и в этом примере на несколько недель его мать сменила отца в качестве главной семейной проблемы. В конце концов, это также было разрешено; семья постепенно сблизилась, и Майк остро осознал ту роль, которую он играл в создании дистанции, существующей между ним и его отцом.

Другой пациент, Джеред, не мог предпринять необходимые шаги, чтобы обновить свою грин-кард. Хотя я знал, что существовали потенциально насыщенные динамические проблемы, лежащие в основе его промедления, их изучение могло и подождать. Ведь если бы он продолжал бездействовать, ему бы пришлось оставить страну, бросив не только многообещающее исследовательское предприятие и цветущие романтические отношения, но также и терапию. Я спросил его, нужна ли моя помощь с подачей заявления на грин-кард.

Он сказал, что помощь действительно нужна. После чего мы составили точный порядок и схему действий. Он пообещал, что в течение двадцати четырех часов пошлет мне по электронной почте копии своих просьб к бывшим профессорам и работодателям для написания характеристик и в свое следующее посещение, через семь дней, занесет законченное заявление в мой офис.

Эта интервенция оказалась действенной, чтобы разрешить кризис с грин-карт, и позволила нам переключить наше внимание на значение его промедления, его чувств по поводу моего вмешательства, его желания, чтобы я принял решение за него, и необходимость, чтобы за ним наблюдали и поддерживали.

В другом примере фигурирует Джей, жаждущий разорвать отношения с Мэг, женщиной, с которой он был очень близок в течение нескольких лет. Она была близкой подругой его жены и помогала ухаживать за ней в течение ее терминальной болезни, а затем поддерживала его во время страшного трехлетнего отчаяния из-за тяжелой утраты. Он держался Мэг и жил с ней в этот период, но как только он переборол свое горе, то осознал, что они были абсолютно несовместимы, и после еще одного болезненного года нерешительности он попросил ее съехать.

Не желая, чтобы она стала его женой, он все же был безмерно благодарен ей и предложил бесплатную квартиру в принадлежавшем ему здании. Впоследствии у него был ряд непродолжительных отношений с женщинами. Всякий раз, когда один из этих романов заканчивался, он так мучился из-за изоляции, что снова возвращался к Мэг, пока ему не подворачивался кто-либо более подходящий. Одновременно он продолжал делать Мэг тонкие намеки, что, наверное, в конце концов, они снова могут стать парой. Мэг реагировала на это, отложив свою жизнь и пребывая в состоянии постоянной готовности для него.

Я предположил, что его нечестные действия по отношению к Мэг повинны не только в том, что она застряла в жизни, но также и в его собственном подавленном настроении и чувстве вины. Он, однако, отрицал, что действовал нечестно, и в качестве доказательства приводил свою щедрость в отношении Мэг, когда он предложил ей освобожденную от арендной платы квартиру. Я указал на то, что, если бы он действительно хотел проявить щедрость по отношению к ней, почему бы не сделать это так, чтобы не привязывать ее к нему — например, компенсировать это полностью наличными или выписать дарственную на квартиру. Несколько последующих конфронтационнных сеансов привели к тому, что он признался самому себе и мне, что эгоистично препятствовал ее уходу — он хотел держать ее поблизости, как поддержку, в качестве средства от одиночества.