Он посмотрел на меня, понимая, что сказал, или представив, как я это воспринял.

— Тебе не нужно ждать, когда к нам соберутся мать с отцом. Ты сам можешь приехать, когда захочешь. Ты становишься достаточно взрослым, чтобы принимать собственные решения. Приезжай в любое время. Я оплачу дорогу. Это не имеет к тебе никакого отношения. Я просто не могу сюда возвращаться. Я знаю наших родителей.

— Они идиоты.

— На самом деле я не хочу, чтобы здесь находились мои дети. Я на самом деле боюсь, что наши родители на них как-то повлияют.

— Я боюсь, что стану таким, как они, — признался я. Пол вздохнул:

— Нельзя убежать от всего. От генов нельзя.

— Это успокаивает, — заметил я. Брат рассмеялся.

— С тобой все будет в порядке. Просто не задерживайся здесь. Уезжай из этого дерьмового города, как только сможешь.

Я посмотрел на брата. Он не выглядел пьяным. Он не говорил, как пьяный. Я начал подозревать, что он был достаточно трезв, чтобы все время сидеть за рулем.

Я выехал со стоянки и повез нас домой. Теперь мне понравилось вождение, и я получал удовольствие. Я чувствовал себя уверенным и счастливым, я был доволен. Я расскажу Анне, какой у меня классный брат, как он только что притворялся пьяным, чтобы мы с Клер могли порулить, как он верил мне. Он не сомневался, что я не расскажу родителям ничего. Я не выдам, что он напился, а я сам сидел за рулем. Это был наш секрет.

Он с женой и детьми уехали на следующий день, и я подумал, что долго не увижу брата. Он имел в виду то, что говорил. Он не собирался возвращаться.

Семья Тулов проводила по две вечеринки каждый год — Четвертого Июля[29]и в новогодний вечер. Мистер Тул работал юрисконсультом в городе. Они с женой использовали свой большой дом, стоявший в конце Гарфилд-роуд, для отдыха в выходные, пока он не ушел на пенсию несколько лет назад. Тогда они стали жить там постоянно. Говорили, что они вообще-то из Луизианы, а переехали на север после смерти сына много лет назад. В раскинувшемся на большом участке вытянутом сером доме жили только мистер и миссис Тул. Дом стоял примерно на семи акрах земли, за которой они ухаживали, расчищали и подстригали траву, поэтому территория выглядела, как парк. Они проводили вечеринки уже двадцать пять лет, и они стали легендарными. Вечеринка четвертого июля была открытой для всего города. Автомобили растягивались на многие мили по Гарфилд-роуд, а затем на Таун-стрит и также почти полностью заполняли и ее. Мистер Тул жарил нескольких свиней целиком на огромном вертеле на улице. На углях стояли котлы, в которых варились креветки и кукуруза. Также подавали пиво, вино и содовую. От гостей требовалось принести какую-нибудь закуску — например, салат, или десерт. Сотни людей собиралась на их территории, пили и ели. Примерно около десяти часов начинал играть оркестр. К этому времени все дети уже уходили, а взрослые продолжали пить и танцевать до утра.

Однако на новогоднюю вечеринку прибывали только по приглашениям. Был установлен дресс-код — фрак для мужчин, вечернее платье — для женщин. Приглашали только пятьдесят человек. Раньше мой отец играл в гольф с мистером Тулом (может, они и до сих пор играют, но я не слышу, чтобы отец его упоминал), и мои родители ходили на ежегодную вечеринку последние пятнадцать лет. Мой отец каждый год жаловался на необходимость надевать фрак.

— Никогда так бездарно не тратил деньги на одежду, — говорил он. — Я надеваю его только на пару часов один раз в год.

Он не хотел идти, но если один раз отказаться от приглашения Тулов, больше тебя не пригласят никогда. А моя мать любила там бывать. Это ее любимая ночь в году. Она каждый раз покупала новое платье и вся светилась от счастья, беря под руку недовольного и мрачного отца.

Каины собирались в первый раз, что было в некотором роде сенсацией, поскольку они жили в городе всего несколько месяцев. Они стали весьма активны и популярны в городе, и являлись полной противоположностью моим родителям. Это означало, что наши родители будут в одном месте на протяжении нескольких часов.

— Мои родители твоим не понравятся, — сказал я. — Мои родители не ладят вообще ни с кем.

— То есть ты имеешь в виду, что твои родители возненавидят моих?

— Вероятно, — ответил я. — Но только потому, что мои — идиоты. Мне хотелось бы, чтобы они не пошли на эту вечеринку.

Я радовался, что они ушли. Это означало, что и ее, и мои родители будут заняты целый вечер. Мои, вероятно, уйдут от Тулов сразу же после полуночи, но даже и так у нас с Анной оставалось целых шесть часов.

Мне открыла дверь совсем другая девушка, такой Анну я не видел никогда. Я представлял ее такой до переезда в наш город, до того, как она стала одеваться, как готичка. В тот вечер она не использовала косметику вообще, а без черного карандаша, которым она обводила глаза, и помады, ее черты лица оказались мягкими и словно припорошенными сахарной пудрой. Она только что Вымыла голову, и никак не уложила волосы, что делала обычно. Поэтому ее волосы выглядели очень мягкими. Я подумал, что Анна выглядит, как кинозвезда, причем снятая специальной камерой, которая смягчает черты лица. Похоже, мы теперь еще меньше, чем всегда, подходили друг другу.

Она надела темно-зеленое платье, но не такое, в котором можно пойти на официальное мероприятие. Оно было более фривольным, чём выбранная мною одежда: коричневые вельветовые штаны, синяя рубашка с пуговицами по всей длине спереди (с расстегнутым воротником) и черный свитер. Мои ботинки и даже брюки оказались покрыты снегом — я ведь шел к Анне пешком. Платье Анны вначале показалось мне черным — может, потому что раньше я видел ее только в черных платьях и вообще только в черном. И лишь когда она вошла в освещенную комнату, я понял, что она оделась не в свой обычный цвет. Это было простое, облегающее фигуру, платье с короткими рукавами и черной лентой на талии. Обувь отсутствовала. Может, у Анны и не было ничего, кроме черной обуви, которую она носила обычно, а, может, ей хотелось показать, что лак на ногтях идеально подходит к платью.

— Я и не знал, что сегодня вечером нужно быть в парадном костюме, — сказал я.

— Ты выглядишь прекрасно, — ответила Анна. — Я просто подумала, что будет неплохо надеть немного зеленого в середине зимы. Кроме того, я хотела, чтобы ты увидел это первым. Я думаю о новом имидже на новый год. Не только платье, а и всем остальном.

— Не нужно меняться ради меня.

— Ты не думаешь, что это облегчит ситуацию?

— Для меня — нет, и, определенно, не для тебя. Просто будь сама собой. Разве ты сама не дала бы тот же совет?

— А откуда ты знаешь, что это не я — такая, как есть? Я промолчал.

— Откуда ты знаешь, что во мне не живет несколько личностей?

— Во многих людях уживается по нескольку личностей, — заявил я.