И столяр, и монтер, и маляр, и шофер…

И артисты, если надо!

Нас отныне не четыре и не пять, а целых шесть!

Шесть таких, что в целом мире — на земле, в воде, в эфире —

Вряд ли где другие есть!

И н н а. Спасибо, мальчики. А сейчас — кто на утренний сеанс в кино? Давно не была, очень хочу. А вы ведь сегодня выходные…

А л е к с е й. Я!

Я к о в. И я!

М и х а и л. И я!

Б о р и с. И мы!

И н н а. Очень хорошо. Присоединяйтесь к нам.

А л е к с е й. К вам? И Альбина Антоновна идет?

И н н а. Нет, не она… (В сторону подъезда.) Кирилл, ну где же вы там?! (Со смехом.) Пятый, живее!

Входит  П я т ы й.

П я т ы й. Извините, Инна. Меня задержала Альбина Антоновна… (Ребятам.) Здравствуйте, товарищи… Между прочим, я должен вам сказать большое спасибо за все… Вчера хотел сказать, но… вчера вы уже «дежурили», а сегодня тоже хотел, но… вы еще «дежурили».

Ошеломленный квартет не издает ни звука.

И н н а. Пошли. Мальчики, что же вы? Алеша…

А л е к с е й. Гм… Видишь ли, Инна… Мы ведь не собирались…

Я к о в. Нам еще переодеваться надо…

М и х а и л. И билеты, наверное, уже вряд ли достанем…

И н н а. А вы быстренько приведите себя в порядок — и за нами. Хорошо? Ну догоняйте!

Инна и Пятый уходят.

Анфиса из-за кулис: «Боря! Борис!..»

Входит  А н ф и с а.

А н ф и с а. Борька, паршивец, иди завтракать. Жаркое уже подгорает!

Б о р и с. Эх, мам! Что такое жаркое, когда все внутри горит!..

Квартет сквозь изгородь смотрит туда, куда ушли Инна и Пятый, вздыхает, играет и поет:

Когда-нибудь вспомнишь, когда-нибудь скажешь:

«А в нашем дворе неплохой жил народ!..»

И как-нибудь новым знакомым расскажешь

О том, что уже никогда не придет…

О том, как четверка отчаянно звонких,

Отчаянно шустрых мальчишек-друзей

Взяла и связалась с тобою, с девчонкой,

Избрав постоянной подружкой своей.

Как ты, отказавшись от всех своих кукол

И выбросив всех их куда-то под стол,

С четверкой мальчишек стреляла из лука,

Ходила по рыбу, играла в футбол!

Как четверо этих друзей твоих верных,

Вначале, быть может, смешных лишь на вид,

Опорой явились в опасностях первых,

Надежной защитой от первых обид.

Как каждый бы сделал, что только прикажешь:

В огонь, или в воду, иль в дальний поход!

Когда-нибудь вспомнишь, когда-нибудь скажешь:

«А в нашем дворе неплохой жил народ!..»

А н ф и с а (украдкой смахивает слезу). Хорошо… Ну до чего хорошо поют, паршивцы!..

Входит  З о й к а. Она в легком светлом летнем платье, в шляпке, в туфельках на высоких каблуках.

Б о р и с (даже пошатнулся от впечатления, которое она произвела на него). Кто это?.. Зойка?.. То есть Зоечка, да?

З о й к а (с гордым кокетством). Представьте себе, да.

Б о р и с (даже заикается от охватившего его волнения). А… А… А куда ты, Зоечка? Куда?!

З о й к а. Тоже в кино. (Идет на улицу.)

А л е к с е й, Я к о в  и  М и х а и л.

Прошла и больше не вернется ребячья звонкая пора,

Но все, как было, остается в пределах нашего двора…

Б о р и с. Змеи! Что вы поете? Не то ведь, совсем не то!

А л е к с е й. А что, по-твоему, надо?

Б о р и с. «Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты…» (Как загипнотизированный, идет на улицу за Зойкой.)

Свет медленно гаснет.

З а н а в е с.

ОТЕЦ БОЛЬШОЙ СЕМЬИ

Народная комедия в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Д е д, Савелий Дмитрич Серебрянский.

М а т я, Матрена Андреевна — его жена.

В а с и л и й, Г р и г о р и й, два  Н и к о л а я… С е р г е й — их сыновья.

О с о к и н а — соседка Серебрянских.

М а р и я, Д а р ь я, О л ь г а… Ф р о с ь к а — ее дочери.

К р у т о й — председатель колхоза «Рассвет».

С и м а, тетка Серафима — его секретарша-машинистка.

Ш а л а е в — «универкор».

О к у н ь — колхозный фельдшер.

Т и м а — почтальон.

П е т ь к а — подросток.

А л е ш а.

С т а р и к.

И  д р у г и е.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Перед занавесом.

Голос по радио: «А сейчас перед вами выступит лауреат нашего смотра — хор сестер Осокиных из колхоза «Рассвет». Художественный руководитель и дирижер — колхозный фельдшер Окунь».

С е с т р ы  О с о к и н ы (по знаку Окуня).

У деда Савелья семья не простая:

Сам дед со старухой да семь сыновей —

Василий, Григорий, два Николая,

Дмитрий, Климентий, Сергей!

Не просто сыны, а орлиная стая,

Геройские, славные парни, ей-ей, —

Василий, Григорий, два Николая,

Дмитрий, Климентий, Сергей!

Вгрызаются в недра и в космос взлетают,

Плывут в необъятных просторах морей —

Василий, Григорий, два Николая,

Дмитрий, Климентий, Сергей!

Старик со старухой души в них не чают,

Не сходят с их уст имена сыновей —

Василий, Григорий, два Николая,

Дмитрий, Климентий, Сергей!

Аплодисменты, возгласы: «Браво!..», «Молодцы, девчата!..»

Ш а л а е в (бежит по проходу зрительного зала). Одну минуту! Снимок для районной газеты… (Щелкает затвором фотоаппарата с лампой-вспышкой.) Готово. Благодарю вас… (Вдруг что-то сообразив.) Стойте! А это действительно, это на самом деле?.. А где это? Где и у кого?!

О к у н ь. У нас в колхозе «Рассвет», у нашего садовода и виноградаря Савелия Дмитриевича Серебрянского.

Ш а л а е в. Так это же… Это же потрясающе!

Матерьял на тему эту так и просится в газету.

А коль так, я тотчас еду к вышеназванному деду.

Мне пути иного нет — прямиком в колхоз «Рассвет»!

Затемнение.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Кабинет председателя колхоза «Рассвет» Крутого.

К р у т о й (за письменным столом просматривает газеты, с раздражением комкает их и бросает на пол).

Что за бес, скажи на милость,

Снова та ж несправедливость:

Все колхозы — слева, справа —

Что ни день в газетах славят,

И ни строчки про «Рассвет»,

Будто нас на свете нет!

Чем же мы соседей хуже —

С планом, что ли, сели в лужу,

Меньше пашем, сеем, жнем,

Государству не сдаем

Хлеба, мяса, разных фруктов

И других сельхозпродуктов?

Почему ж про нас опять,

Как всегда, молчит печать?!

(Нажимает кнопку электрического звонка, нетерпеливо зовет.) Симочка! Где ты там? Не слышишь, что ли?!

С и м а, женщина центнера на полтора, входит и останавливается у двери.

С и м а. Здесь я. Слышу. Ну?

К р у т о й (взрывается). Обратно ты со своим «ну»?! А еще среднюю школу