— Если бы я был папистом, — сказал Берн, изнемогая, — я бы сейчас перекрестился, потому что вы одержимы дьяволом.

Тяжелая дверь уже закрывалась. Вскоре шум шагов его мучителя затих, звуки голосов, переговаривающихся по-арабски, смолкли. Берн еще мгновение постоял, держась за переборку и снова рухнул на тюфяк. Ему казалось, что за эти несколько дней он прошел через что-то очень похожее на смерть. Он вступал в иную жизнь, в которой прежние ценности утратили свое значение. Так что же у него осталось?

До нижней палубы, где жили протестанты, Анжелика добралась, будто в сомнамбулическом сне. Она вдруг обнаружила, что сидит в знакомом закутке возле зачехленной пушки, рядом со своими скудными пожитками и при этом совершенно не помнит, как шла по верхней палубе, держа за руку Онорину, как спускалась по крутым трапам, обходила в тумане многочисленные препятствия: бухты[13] каната, ушаты с водой, горшки с паклей, матросов, прибирающих судно после бури. Из всего этого она не увидела ничего…

И вот теперь она сидела в своем закутке, не понимая, зачем она тут очутилась.

— Госпожа Анжелика! Госпожа Анжелика! Где вы были?

Над ней склонилось хитрое личико маленького Лорье, Северина своей худенькой ручкой обняла ее за плечи.

— Да ответьте же.

Дети окружили ее. Все они были закутаны в жалкие обноски, в куски юбок, которые матери разорвали, чтобы укрыть их от холода, из-под лохмотьев торчали пучки соломы, напиханные туда для тепла. Лица детей были бледны, носы покраснели от холода.

По привычке Анжелика протянула к ним руки и приласкала.

— Вам холодно?

— Нет, нет! — весело загалдели они.

Малыш Гедеон Каррер пояснил:

— Боцман, этот морской карлик, сказал, что сегодня теплее уже не сделаешь, разве что подпалить корабль, потому что мы сейчас недалеко от полюса, но скоро опять поплывем к югу.

Она слушала, не понимая ни слова.

Взрослые, те держались в стороне и по временам бросали на нее пристальные взгляды: одни с ужасом, другие — с жалостью. Что означало ее долгое отсутствие ночью? Ее растерянный вид — увы! — подтверждал самые ужасные толки и те обвинения, которые Габриэль Берн высказал вчера вечером в адрес хозяина корабля:

«Этот бандит воображает, что имеет на нас все права.., и на нас, и на наших женщин… Братья мои, теперь мы знаем — он везет нас не к Островам…»

И поскольку Анжелика все не возвращалась, Берн решил отправиться на ее поиски. К его величайшей ярости оказалось, что дверь закрыта снаружи на засов. Тогда, несмотря на свои раны, он принялся вышибать плечом толстую створку и с помощью деревянного молотка ухитрился в одиночку выломать один из запоров. Видя, что он не уймется, Маниго в конце концов ему подсобил. Дверь распахнулась, внутрь ворвался ледяной ветер, и матери запротестовали, не зная, как защитить от холода детей.

Тут же, изрыгая замысловатые проклятия, появился боцман — то ли шотландец, то ли германец Эриксон, и вместе с ним — трое бравых матросов. Они окружили Берна, схватили его и уволокли наверх, в темноту. С тех пор он так и не вернулся.

Затем пришли два плотника, с невозмутимым видом починили дверь и заперли ее опять. Корабль швыряло из стороны в сторону. Женщинам и детям инстинкт подсказывал, что ночь будет опасной. Они прижались друг к другу и сидели молча, а мужчины долго обсуждали, как себя вести, если с мэтром Берном или его служанкой что-нибудь случится.

Увидев, что Анжелика, как всегда, ласково разговаривает с детьми, Абигель и молодая жена булочника, очень ее любившие, решились подойти к ней.

— Что он с вами сделал? — шепотом спросила Абигель.

— Что он со мной сделал? — переспросила Анжелика. — Кто это — он?

— Он… Рескатор.

Едва Анжелика услыхала это имя, в голове ее будто что-то щелкнуло, и она прижала руки к вискам, морщась от боли.

— Он? — повторила она. — Но он ничего мне не сделал. Почему вы задаете такой вопрос?

Бедные женщины молчали, чувствуя себя очень неловко.

Анжелика даже не пыталась понять, что их так смутило.

Ее сверлила одна-единственная мысль: «Я его нашла, но он меня не признал. Не признал меня своей женой, — поправила она себя. — Столько лет мечтать, горевать, надеяться — и все напрасно… Вот когда я действительно стала вдовой…»

Ее пробрала дрожь.

«Это безумие… Этого не может быть… Мне снится страшный сон, и я вот-вот проснусь…»

Вняв уговорам жены, к Анжелике приблизился господин Маниго.

— Госпожа Анжелика, мне надо с вами поговорить… Где Габриэль Берн?

Анжелика посмотрела на него в полном недоумении:

— Я ничего не знаю!

Тогда он рассказал ей, что произошло ночью из-за ее долгого отсутствия.

— Наверное, этот пират велел бросить Берна за борт, — предположил адвокат Каррер.

— Вы сошли с ума!

Постепенно к Анжелике возвращалась способность воспринимать происходящее. Значит, пока она спала в каюте Рескатора, Берн, пытаясь помочь ей, учинил нешуточный скандал. Рескатор наверняка знал об этом. Почему же он ни слова ей не сказал? Правда, им надо было о столь многом поговорить…

— Послушайте, — сказала она. — Нечего попусту себя взвинчивать и пугать детей нелепыми предположениями. Если этой ночью, когда капитана ничто не должно было отвлекать от управления судном, мэтр Берн своим неистовством действительно вынудил его и матросов на применение силы, то я полагаю, что они просто посадили его под замок. Но в любом случае никто здесь не покушался на его жизнь. За это я вам ручаюсь.

— Увы! У этих темных личностей короткая расправа, — мрачно сказал Каррер.

— И мы тут бессильны…

— Вы глупы! — крикнула Анжелика, всем сердцем желая влепить оплеуху в его желтую, как старое сало, физиономию.

Ей вдруг стало легче — от крика, а также от того, что, оглядев протестантов одного за другим, она подумала, что жизнь все-таки продолжается. В полутьме трюма, где из-за холода закрыли все порты, обращенные к ней лица ее спутников выглядели так обыденно. Они были здесь, погруженные в свои заботы. И с ними у нее наверняка не останется времени, чтобы предаваться раздумьям о своих горестях и рисовать их себе в слишком уж мрачном свете.

— Ну, что ж, госпожа Анжелика, — снова заговорил Маниго, — если вы находите, что у вас нет причин жаловаться на возмутительные действия этих пиратов, то тем лучше для вас. Однако мы весьма обеспокоены участью Берна. Мы надеялись, что вам о ней что-то известно.

— Я пойду и спрошу, что с ним, — сказала она, вставая.